Книга нечестивых дел

Не могу сказать, сколько прошло времени, но вот в неверном свете стали видны стены. Я обрадовался, что выход близко, и поздравил себя, ибо сумел пересилить страх. Но, завидев полуоткрытую дверь, забыл о своей мантре, без оглядки бросился вперед и разбил в кровь нос о торец створа. Липкими от пота руками распахнул дверь настежь и окунулся в поток воздуха и света. Ноги подкосились, и я рухнул возле железного рыцаря.

Тереза вскрикнула и кинулась вытаскивать меня из ниши в стене. Остановила передником сочащуюся из носа кровь, вытерла слезы с лица и разохалась, увидев шишку на лбу. Придя в себя и почувствовав, что ко мне вернулся дар речи, я начал сбивчиво рассказывать.

— Иглы… длинные, тонкие иглы в теле дожа. Во всем. Даже в причинном месте.

Тереза слушала с округлившимися от удивления глазами. А когда я дошел до гениталий, позабыла о моих ранах и всплеснула руками, словно взмывшая из гнезда птица. Затем приложила ладони к щекам и переспросила:

— Иглы? Даже там? — И выбежала из зала через двойные двери, спеша поделиться с товарками непристойными подробностями болезни правителя.

Не приходилось сомневаться, что мой рассказ она, как обычно, расцветит новыми подробностями, и теперь, передаваясь из уст в уста, он будет становиться все пикантнее и красочнее. И в самом деле, через несколько дней Венеция говорила, каким варварским процедурам подвергается правитель. Иглы в гениталиях — это еще пустяки, но те же иглы загоняли в глаза, под ногти и в прямую кишку. Все соглашались: раз человек согласился на такие отчаянные методы лечения — значит, конец близок.

Дож лежал на кровати, ходил под себя, проклинал безнадежность своего положения и оглашал дворец воплями отчаяния. Но, собрав остатки сил, предпринял предсмертную попытку спастись — приказал своим солдатам обыскать каждый уголок Венеции и Венето и принести ему все до единой старые книги, которые удастся найти. Солдаты с радостью воспользовались возможностью пощипать ученых зазнаек — мол, знай наших. И дож в своей огромной кровати оказался погребенным под грудой пыльных томов.

А сограждане решили, что все его попытки сохранить жизнь не более чем смертельная агония свихнувшегося старика, а отбирающие книги парни с толстенными шеями — всего лишь временное неудобство. Но с нетерпением ждали конца. Однажды, отправившись за покупками для старшего повара, я увидел, как головорезы правителя перевернули прилавок продавца овощей.

— Господи! — Торговец раскачивался над своим раскиданным товаром и, молитвенно подняв руки, причитал: — Избавь нашего дожа от страданий. Только, если можно, быстрее.

Когда подошел зеленщик помочь товарищу разложить на прилавке овощи, они стали обсуждать не вандалов, а кого Совет десяти выберет следующим дожем.

— Все кандидаты, как всегда, старики и нечисты на руку, — буркнул пострадавший торговец.

— А ты чего хотел? — согласился зеленщик. — Бандеро натыкается на стены, у Клеменци кровь на руках. А ты слышал что-нибудь про Фичино?

— Фичино из Флоренции? Ты не ошибся?

— Не волнуйся. Его кандидатура только для вида.

Марсилио Фичино был ученым, которому покровительствовал Джованни Медичи. Он обучал идеям Платона и теории, которую называл вселенской любовью, как он утверждал, управляющей миропорядком.

— Фичино — выдающийся человек, — покачал головой торговец овощами. — Жаль, что ему не стать дожем.

Совет назвал Фичино только из уважения к семейству Медичи (и не исключено, планируя присоединиться к их поискам книги). Но все, включая самого Фичино и его покровителя, понимали, что его никогда не изберут. Хотя он был стар и страдал многими болезнями, однако недостаточно глуп и безнравствен.

Однажды, заправляя пасту сложным томатным соусом, старший повар небрежно заметил:

— Было бы забавно помешать в мутной воде чистой ложкой. — Поправил на голове колпак, улыбнулся своей странной улыбкой и продолжал взбивать сливки. Черт! Я понял, что он снова что-то затеял. Хотя дож еще не перешел в мир иной, Совет десяти решил, что он уже достаточно мертв, чтобы приступить к процедуре выборов. В день голосования синьор Ферреро составил для членов совета изысканное меню и лично участвовал в приготовлении каждого блюда. Весь день носился по кухне — то с серьезным лицом, то со своей странной улыбкой, и, помешав ложкой в одном месте, сняв пробу в другом, отдавал приказания, то и дело поправляя на голове свой колпак. Всю ночь в пряном маринаде вымачивалось неизвестное мясо, а с утра синьор Ферреро наколол его на вертел. Поливая кушанье темным соленым соусом, он бормотал себе под нос как алхимик. Наблюдая за ним, я пришел к печальному выводу, что мой наставник витает где-то очень далеко от данного места и настоящего момента.

Глава XXVIII Книга зверей