Книга о Бланш и Мари

Потом она внезапно успокоилась, и ее глаза наполнились слезами. Птица улетела, и она осталась в одиночестве; она плакала второй раз в жизни. Первый раз это произошло, когда кризис миновал и она сидела на ступенях вагончика, а человек-собака ласково гладил ее по щеке птичьим пером. Теперь она плакала во второй раз, но совершенно спокойно. Она была готова сделать невероятный шаг в краткий миг одиночества, прямо в головокружительную пустоту, сознавая, что справится. Она лежала, сохраняя спокойствие и устремив взгляд прямо вверх, сквозь все, словно ничто уже не могло ей помешать. Потом губы медленно разомкнулись в очень слабой, но отчетливой улыбке, она закрыла глаза и умерла. Это произошло через восемь минут после смерти Пинона.

Она провела в одиночестве восемь минут».

И Пьер и Мари считали себя людьми с периферии бытия. Здесь, на окраине, они были спаяны поисками тайны. Мари объяснила Бланш, что в этом симбиозе и заключается тайна любви.

Спаяны?

Мари была чужестранкой, выросшей на стихах Мицкевича и яростных, пламенных воззваниях польских патриотов, на их огне! призвании! языке! Она любила все это описывать.

И вот ей встречается Пьер — внук коммунара.

Он вполне мог показаться похожим на одного из офицеров, брошенных Мари в юности: он мог представляться ей совершенно несгибаемым, как клинок, как коммунар; но внезапно она увидела, насколько он болен и немощен.

Кашель. Мертвенно бледное лицо.

Почему страстные любители радия делались такими удивительно бледными?

Да, они совершенно выцветали, растворялись.

Неужели дело было в пылающем голубом сиянии? Возможно, это был голубой свет символизма, или голубизна декаданса, или голубая симфония запахов Гюисманса: каждый мог толковать голубой свет нового века по-своему. Казалось, было предчувствие, что наступающий век окажется загадочным и ужасным, и этим предчувствием были окрашены все метафоры! Симфония запахов! Медуза!

Неужели любовь тоже смертна? болезни неизлечимы? жизнь бесцветна? Что с Пьером, что известно врачам?

Врачи и наука не знали ничего. Они даже не могли сказать, что было с Бланш Витман — с Бланш! медиумом! истеричкой из Сальпетриер, которая выздоровела и окрепла, вместе с тысячей других истеричек, но только после смерти Шарко! — с той, что теперь лежала в деревянном ящике и писала.

Может быть, они с Мари писали великую поэму нового века?

Из-за боли в спине Пьер не мог спать по ночам.

Он считал, что у него гниет позвоночник. Они поехали в Кароль, затем в Сен-Мало; это было то же побережье, где Шарко когда-то, на много лет раньше, сунул полую тростинку в рот брату во время медленно нараставшего прилива. Бланш рассказывала эту историю Мари, слушавшей ее тогда с интересом и недоверием. Он покрывает злодеяние любви другим преступлением! Но теперь по этому свободному от прилива берегу ходил сгорбленный и молчаливый Пьер — лейкемия? рак? Почему он ничего не говорит?

Ему сорок шесть лет. Он постоянно чувствует усталость. Иногда они из-за этого ссорятся. В последний день Мари осталась в Сен-Реми, чтобы позагорать. Пьер сел на поезд и уехал в Париж. Они поссорились. Ей не хотелось оставаться в одиночестве.

Даже на восемь минут! Даже на столько!

Тем не менее — сон о птице, которая улетает и обретает свободу. Ледяная равнина. И много позже: мечта о любви на пути к смерти в Номе.

Пьер рассказывал Мари, что в юности любовь нанесла ему болезненный удар. Его возлюбленная умерла, когда ей было всего лишь двадцать.

Он признался только в этом, употребив слово «умерла». Не «совершила самоубийство», или «покончила с собой, потому что он предал ее», или «тихо скончалась, уповая на своего Спасителя».

Она умерла. Он чувствовал вину.

Тогда он дал себе зарок прожить жизнь, соблюдая целибат. Но вот он встретил Мари, рассказал ей эту историю, они поженились, у них родилось двое детей, и он умер.

Обмороженная душа! Незаживающая рана любви!

Мари всегда думала, что история о мертвой девушке была целиком и полностью придумана. Что он попросту боялся Мари. Что она была для него чересчур живой. Она жаловалась Бланш: почему мужчины боятся полных жизни женщин настолько, что путают силу со смертью и бегут.