Разумеется, я никогда не рассказывал госпоже Родительнице об этих письмах, но она, кажется, прекрасно знает даже имена всех моих корреспондентов. Если даже те книги, которые я написал, еще не зная Бога, помогли многим людям выжить, сказала она, то теперь, когда я познал Бога, мне наверняка легко удастся выполнить возложенную на меня миссию — писать новые и новые книги.
Кроме того, госпожа Родительница напомнила мне о том, как в конце Тихоокеанской войны, когда на фронт стали отправлять студентов и даже школьников и многие из моих читателей-студентов перед отъездом приходили ко мне проститься, я, напутствуя их, говорил, чтобы они не торопились умирать. Однако, к великому огорчению госпожи Родительницы, после капитуляции живыми вернулись далеко не все. Трое из этих невернувшихся — один был из Нумадзу, второй — из Фукуоки (его родители жили в Маньчжурии), третий — из Нагано — хотели стать писателями. Так что я должен жить долго еще и ради того, чтобы, вспоминая все, что они мне рассказывали тогда, претворять в жизнь их замыслы, чтобы выразить печаль, снедавшую их сердца, то есть я обязан писать теперь еще и за них троих. Вот почему мне лучше бы держаться в стороне от жизни современного общества, где я могу покрыться пылью, так что больные ноги для меня — благо и милосердие Божье.
Услышав вдруг, через сорок с лишним лет, имена этих погибших на фронте юношей — Минору Вада, Сусуму Касима, Сэйдзо Ивами, — я почувствовал, как слезы подступают к глазам…
Во время третьей нашей беседы госпожа Родительница тоже вдруг сошла с сиденья и сказала:
— Ну, сегодня ни о чем мудреном говорить не станем, просто поболтаем о том о сем, представь, что я твоя соседка.
Мы беседовали довольно долго, ее ласковые слова проникали глубоко в сердце.
Тем летом, когда мне исполнилось четыре года, однажды утром я проснулся в комнате дедушки с бабушкой во флигеле и, обнаружив, что под москитной сеткой нет ни того, ни другого, испугался и по переходам побежал в главный дом. Там не оказалось никого — ни отца, ни матери, ни братьев. Плача, я стал искать их и обнаружил дедушку с бабушкой, которые, понурившись, сидели перед домашним святилищем.
В то утро я узнал, что родители, решив посвятить жизнь учению Тэнри, ушли из дома, оставив меня сиротой. По словам госпожи Родительницы, именно в то утро она впервые и обратила на меня внимание. И решила заменить мне мать: ее попросил об этом Иисус, Он сказал, что я являюсь перерождением Иоанна, посланного, чтобы свидетельствовать о свете… Однажды, когда я учился в начальной школе, дед сжег журнал, который мне дал почитать приятель, и мне показалось, что я не могу больше жить. Вспомнив, что совсем недавно один из моих одноклассников покончил с собой, бросившись в реку Каногаву — бедняга считал, что таким образом выполняет свой сыновний долг, ведь если он умрет, одним ртом в доме станет меньше, — я выбежал на берег реки на то же самое место и хотел уже броситься в воду, но тут кто-то словно схватил меня сзади за плечи, и я услышал сердитый голос: «Не смей умирать! Посмотри, как сердится Фудзи, как она покраснела от гнева!» И это была госпожа Родительница… С тех пор Фудзи всегда поддерживала меня в трудные минуты, поднимая мой дух, и все это тоже благодаря госпоже Родительнице…. Она помогла мне поступить в среднюю школу — именно благодаря ей в моей жизни появился некий морской офицер, который согласился ежемесячно переводить мне три иены… А когда, закончив среднюю школу, я решил держать экзамены в Первый лицей, директор нашей школы, обеспокоенный состоянием моего здоровья — я был явным дистрофиком, и он боялся, что меня забракует медицинская комиссия, — обратился к Уэмацу, богачу из Харамати, который был попечителем нашей школы, и попросил его на четыре месяца до начала вступительных экзаменов взять меня к себе в дом гувернером при его старшем сыне Сигэо, учившемся тогда в третьем классе. Я впервые получил в свое распоряжение сравнительно большую комнату, где не только мог заниматься, когда мне заблагорассудится, но и спать не скрючившись, а вытянувшись во весь рост. Питался я тоже вместе со всеми, помню, как я удивлялся: «Неужели они всегда едят та кую еду?» Постепенно я окреп и вылечился от дистрофии, благодаря чему смог поступить в Первый лицей, а мать Сигэо вместе с причитающимся мне гонораром подарила мне зимнее кимоно и куртку хаори. Еще она сказала, что на каникулы я всегда могу приезжать к ним, как к себе домой, и все домашние пришли попрощаться со мной, радуясь моему успеху. И все это тоже благодаря госпоже Родительнице, которая выбрала эту женщину, чтобы та на время стала мне матерью…