Книга о Боге

Однако на следующий день с утра небо было затянуто тучами. Сообщили, что во второй половине дня возможны грозы и что в ближайшие дни погода не улучшится. Разумеется, я возрадовался, и часам к десяти, покончив с последними приготовлениями, мы выехали в Токио. Дочь почему-то всю дорогу дулась…

Глава десятая

Наш токийский дом, куда мы наконец водворились после месячного отсутствия, изменился и внутри и снаружи. Пока нас не было, младшая дочь переоборудовала ванную комнату и впервые после того, как дом был построен, перекрасила фасад — за тридцать лет он изрядно обветшал, все внутренние помещения, начиная с гостиной, тоже были переделаны и приведены в порядок.

Это было, конечно, прекрасно, но, увидев, что в моем кабинете тоже наведен порядок — и на большом письменном столе, и в книжном шкафу, и в комоде, — я едва не лишился дара речи. Обычно в моем кабинете убирались раз в неделю, но я не разрешал никому притрагиваться к вещам, лежавшим на письменном столе и на других поверхностях. Возможно, кому-то может показаться, что в кабинете царит беспорядок, но для меня это единственно приемлемое и удобное расположение вещей.

На следующий день после нашего возвращения в Токио я стал искать книгу «Современная Япония. Сводные хронологические таблицы» — мне надо было уточнить одну дату для рукописи, над которой я работал на даче, но на обычном месте книги не оказалось. После долгих поисков я обнаружил ее в книжном шкафу, она стояла рядом с литературой по статистике. Должно быть, дочери показалось, что для этого роскошного издания самое лучшее место в шкафу, где стоят все ценные книги. На книжном шкафу раньше всегда лежали тетради с вырезками из моих старых произведений, дневники, подборки вырезанных из разных изданий критических заметок, альбомы с фотографиями и прочее. Теперь вместо них стояло около десятка бумажных пакетов, на каждом из которых было написано, что в нем находится.

Более того, когда я открыл стоящий в моем кабинете комод, намереваясь положить прибывший вчера галстук в специальное отделение для галстуков, я просто оторопел. Все мои старые галстуки, которыми я пользовался в последние двадцать или тридцать лет, были тщательно выглажены и аккуратно разложены!

И ведь я не мог даже высказать недовольство по поводу таких преобразований. Мой зять уже месяц как был в Судане, но я до сих пор не получил от него ни одного письма, дочь тоже ничего о нем не рассказывала. В какой-то момент, решив, что отсутствие вестей — это добрая весть, я перестал беспокоиться. Но когда на следующее утро после нашего возвращения в Токио мы сели завтракать, я спросил дочь:

— Как там Б. в Судане? Здоров?

— Судя по всему, у него страшно много работы… Кстати, он пишет, что к ним из Японии приехал повар, очень серьезный и приятный человек, это сразу решило массу проблем, теперь я могу не беспокоиться хотя бы о том, как он питается.

— А о жаре и вообще о климате он ничего не пишет?

— Ну, его еще до отъезда предупреждали, что там отвратительный климат, наверное, он не хочет лишний раз об этом напоминать.

Дочь вроде бы не особенно волновалась за мужа, поэтому я вздохнул с облегчением. В последующие дни она была очень занята и с утра до вечера отсутствовала: то наносила прощальные визиты, то ходила по магазинам, покупая вещи, которые следовало взять с собой. 5 сентября внучка, как и было запланировано, начала посещать высшее отделение американской школы, и, убедившись, что она учится с удовольствием, дочь одиннадцатого числа со спокойным сердцем отправилась в Судан.

Зная, что у нее всегда глаза на мокром месте, я беспокоился, как она перенесет прощание с внучкой, но когда в день отъезда за ней пришла служебная машина, дома не было ни внучки, ни моей старшей дочери — первая была в школе, вторая — в консерватории, так что я один проводил дочь до ворот, мы наспех распрощались и машина медленно отъехала.