Наверное, рассердился, подумал я, но все равно продолжил:
— Тяжело быть симбасирой, и я вам сочувствую. Допустим, Бог-Родитель, населяя мир людьми, действительно рассчитывал созерцать их «жизнь в радости», тогда вы как Его наместник должны каждый день положа руку на сердце вопрошать: что полезного могу я сделать сегодня для людей этого мира? И выполнять то, что Бог велит. Я желаю вам долгих лет жизни, а потому скажу со всей откровенностью: поскольку Бог-Родитель определяет срок человеческий в сто пятьдесят лет, сосредоточьте отныне все силы свои на служении Богу, и Он позволит вам до ста пятидесяти лет оставаться в этом мире, выполняя обязанности симбасиры.
— Понятно. Я поразмыслю об этом на досуге.
Довольный тем, что он выслушал мой совет, облеченный в выражения, отвечающие правилам риторики Тэнри, я проводил его в столовую, где угостил столь любимой им простой едой, к которой выставил бутылку доброго французского вина, присланного мне одним из моих старых друзей. Ради такого случая можно было и пренебречь диетой.
После обеда он сказал, что устал сидеть на стуле, поэтому мы перешли в японскую гостиную, из которой открывался вид на сад, и там просидели целых три часа за приятной беседой. Вечером я проводил его с тяжелым сердцем — как знать, может, это и в самом деле наша последняя встреча?
Потом он позвонил мне в начале осени и сказал — голос его звучал очень бодро, — что собирается в Южную Америку, в Чили: какой-то чилийский город стал побратимом города Тэнри и он ехал на празднование этого события. Я удивился и спросил с сомнением в голосе:
— А вам можно ехать? — на что он со смехом ответил:
— Разумеется.
Сначала я немного волновался за него, потом перестал — судя по слухам, он чувствовал себя прекрасно. В конце концов я окончательно успокоился, и тут-то как раз пришло известие, что 14 октября симбасира неожиданно скончался.
Я не поверил, что он умер. Я не хотел в это верить. Я даже не пошел на похороны. Мне хотелось думать, что он жив. Я упорствовал в этой мысли больше года, но потом вдруг как-то разом осознал, что его уже нет в этом мире, и отправился в Тэнри навестить его могилу.
Я долго размышлял: на чем же строилась наша многолетняя дружба с Сёдзэном Накаямой? И в конце концов пришел к следующим выводам. Во-первых, я решился писать «Вероучительницу» только после того, как убедился: великий Бог-Творец, тот самый Бог, о котором говорил мне мой задушевный друг Жак, снизошел на Мики Накаяма. Без этого учение Тэнри оставалось бы для меня всего лишь одной из многих неорелигий, которые быстро, как эпидемия, распространились по постмэйдзийской Японии, и о нем вообще не стоило бы писать серьезно.
Однако, когда я дошел до описания последних лет жизни Мики Накаяма, моя убежденность немного поколебалась. Мне захотелось получить подтверждение своим мыслям, и я решил найти их в самом учении Тэнри: ведь если Великий Бог действительно снизошел на Мики Накаяма, это должно быть там хоть как-то отражено. Поскольку же Сёдзэн Накаяма, будучи симбасирой, являлся наместником Бога, я подумал, что действовать надо именно через него. Понимая, что, только став его другом и завоевав его расположение, смогу достичь своей цели, я постарался сблизиться с ним, дарил ему все, что он хотел, и добился того, что у нас установились вполне доверительные отношения. И в конце концов я сам поверил в нашу дружбу…
В течение года после его смерти я размышлял, вспоминал и вынужден был признать, что никаких подтверждений от него я так и не получил. Поэтому я навестил его могилу, оплакал его, как оплакал бы просто друга, и, решив, что с учением Тэнри покончено, вздохнул свободно и зажил в мире с самим собой.
Все это было в начале зимы 1968 года. С тех пор прошло целых семнадцать лет, я уже готовился достойно и тихо уйти из жизни, как вдруг осенью 1985 года ко мне совершенно неожиданно является Мики Накаяма, которая, как верят последователи учения Тэнри, после смерти занимается Спасением Мира в качестве живосущей Родительницы, и требует от меня новое «Жизнеописание Вероучительницы»!
Это повергло меня в сильнейшее замешательство.