Доктор Аикава был высоконравственным пастором, наделенным духом настоящего исследователя, его лекции по Священному Писанию поражали точностью формулировок и разнообразием используемого материала. Читал он их в самых разных районах страны, и слушателей собиралось довольно много. Позже он стал издавать «Духовную библиотечку», в основу которой легли его лекции. Неприятно только, что он навязывал свои брошюры слушателям, а кое-кого заставлял ходить по домам и торговать ими. К тому времени он создал собственную церковь, которую назвал Церковью Обретения Духа, после чего, как показалось мне, человеку неверующему, его лекции утратили прежнюю свою чистоту. Он стал по-другому отвечать на вопросы, которые обычно задавали слушатели после лекций (как правило, они спрашивали его совета по каким-то личным делам), создавалось впечатление, что он перестал быть духовным лицом. Однажды, после смерти вице-президента одной крупной компании, он, недолго думая, посоветовал его вдове, которая была его слушательницей, во избежание конфликтных ситуаций в семье из-за наследства передать весь капитал ему, а уж он сумеет не только сохранить его, но и приумножить, вложив в прибыльное дело. Услышав это, я был поражен: и это говорит пастор, совсем недавно призывавший не думать о завтрашнем дне!
Как-то Аикава специально пожаловал ко мне и потребовал, чтобы я выступил на общем собрании слушателей и откровенно рассказал о своей вере. Я отказался, сославшись на то, что я неверующий, и он удалился, недовольно пробурчав:
— А не кажется ли вам, что вы совершаете святотатство, слушая лекции по Священному Писанию и оставаясь при этом неверующим?
Пожалуй, пора кончать собираться в моем доме, подумал я. Следующая лекция должна была состояться через пять дней. После ее окончания, когда наступило время свободной беседы, пастор обратился ко мне с весьма неожиданным предложением. Он заявил, что причиной моей астмы является заклятие принцессы Яэгаки, куклы театра Бунраку, которая украшает нашу гостиную, и, чтобы избавиться от заклятия, я должен либо лишить куклу души, либо, еще лучше, сжечь ее. По его словам, в куклу вселилась душа ее мастера Мондзюро Киритакэ, вот ее-то и надо изгнать, и он может назвать храм, где мне помогут, но, зная, сколь это обременительно, готов забрать у меня куклу и взять все хлопоты на себя. При этом он смотрел на меня так, будто делает мне великое одолжение. «Все, хватит с меня», — подумал я и сказал:
— Благодарю вас за участие, но эта кукла — наша семейная реликвия, и никакие заклятия не заставят меня сжечь ее… Я ваш давний слушатель и очень вам признателен, но, к сожалению, больше не смогу предоставлять вам помещение для лекций, эта будет последней. Еще раз благодарю вас, надеюсь, что все меня простят.
И я поклонился, не вставая со стула.
На этом с изучением Библии было покончено. Два-три года спустя, когда я проходил по улице Восточного Накано, меня окликнула женщина, которая тоже была слушательницей доктора Аикавы. Я часто встречал эту весьма общительную особу лет пятидесяти, она жила неподалеку, в Верхнем Отиаи, но раньше она неизменно старалась проскользнуть мимо, явно избегая меня. На этот же раз она остановилась и быстро проговорила, улыбаясь:
— А, вы, кажется, все-таки живы.
Дело в том, что, когда я запретил читать лекции у себя дома, Аикава во всеуслышание заявил, что меня настигнет Божья кара и я умру. Эта женщина поверила ему, но, видя меня вполне здоровым, стала сомневаться в пасторе, а тут еще он объявил сына своим наследником по церкви, после чего сделался особенно корыстолюбив и начал донимать прихожан поистине непомерными поборами. Ее муж рассердился, стал требовать, чтобы она порвала с церковью, и она в конце концов его послушалась. На прощанье Аикава и ей пригрозил, что Бог покарает ее и она умрет. Рассказав мне все это, она добавила:
— Сэнсэй, правда ведь лучше, когда каждый верит сам по себе, такая вера мне кажется более искренней. А церковь… Вот ведь даже такой замечательный человек, каким был Аикава-сэнсэй, возгордился и погряз в алчности. Как же я рада видеть вас в полном здравии! Глядя на вас, я и сама укрепляюсь духом. Спасибо.
Поклонившись, она быстро пошла прочь.
А еще года через два однажды холодным вечером мы встретились на той же самой улице, и она бодрым голосом окликнула меня:
— Вы уже знаете? Аикава-сэнсэй скончался. А я, отказавшись от его веры, наоборот чувствую себя прекрасно. Удивительно, правда?
Я с грустью вспомнил о том, сколько подлинной чистоты было в лекциях Аикавы. Да и вообще он был прекрасным, искренним человеком. Но, создав собственную церковь и введя свою жизнь в рамки религиозной организации, он очень изменился сам, да и проповеди его утратили прежнюю чистоту. Решив передать церковь сыну, он все помыслы свои сосредоточил на укреплении ее материальной базы, прихожан же стал рассматривать только как источник церковных доходов, забыв о том, что должен заниматься их душами. То есть из пастора он, сам того не замечая, превратился в корыстолюбивого торговца. Мне его очень жаль.