Книга о Боге

Судя по тому, что говорили по телевизору, в самом Судане несметное количество бедняков, как же правительство управляется с этими беженцами? В самом деле, почти все пассажиры этого поезда голодны, измождены, у них явно нет сил даже говорить, так куда же все они едут? Наверное, при жаре в сорок градусов они страдают от жажды, но я не видел, чтобы кто-нибудь пил. Поразительная выносливость! — подумал я и невольно налил себе чаю. Но вдруг справа показалось море. Оно было такого же желтого цвета, как и пустыня, но все же это была вода, и я вздохнул с облегчением. «Еще через час, к вечеру, поезд наконец прибыл к месту назначения, в порт», — раздался голос диктора, и на экране возникло изображение конечного пункта этой железнодорожной линии. На станции, которая производила весьма унылое впечатление, пассажиры молча вышли из поезда. Куда они пойдут теперь? Но на этом передача закончилась.

Мы были ошеломлены. Вдруг внучка сказала:

— Они всегда все выдумывают на этом телевидении. И про Судан тоже выдумали, нарочно, чтобы зрителей поразить. Ведь Судан был английской колонией, а потом обрел независимость, правда? Совсем как Канада, она ведь тоже была сначала английской колонией, а потом получила независимость и вполне процветает. Если показать по телевизору девственные леса на севере Канады и сказать, что это Канада, никто же не станет принимать это всерьез.

Скорее всего, она сказала так потому, что еще три месяца назад ее отец был генеральным консулом в Канаде, они жили там всей семьей и были счастливы… Так или иначе, мне захотелось ее утешить.

— Наверное, ты права, — сказал я. — Они ведь преследовали одну цель — показать суданские железные дороги, а если говорить о самой стране, то по этой передаче, конечно же, трудно судить о тамошней жизни. Можно только восхищаться мужеством суданцев, сумевших проложить такую длинную железнодорожную линию через пустыню. У всех пассажиров очень спокойные, мирные лица, если все суданцы таковы, можно не бояться террористических актов.

— Это уж точно. — И, добавив: — Мне завтра рано вставать, спокойной ночи, — внучка бодро поднялась к себе в комнату.

На следующее утро перед самым рассветом я проснулся оттого, что меня кто-то звал:

— Кодзиро, вставай…

Я тут же открыл глаза, но никого не увидел.

— Слушай внимательно. Начиная с сегодняшнего утра ты будешь ежедневно восстанавливать в памяти все знания, полученные на даче, и запечатлевать их в своем сердце.

Я узнал голос. Он принадлежал тому, кто называл себя Небесным сёгуном. Я хотел ответить, но не смог.

Поспешно встав, я раздвинул шторы, потом снова лег в постель и стал размышлять, пытаясь ответить на вопрос: чего ради надо было будить меня в такую рань?

Небесный сёгун наверняка имел в виду то, что происходило со мной в течение десяти дней до нашего отъезда в Токио: каждый день госпожа Родительница или Небесный сёгун будили меня в час ночи и до четырех я слушал их наставления, беседовал с ними, иногда вступал в ожесточенную полемику, совершенно забыв, кто передо мной, сердился, весь покрываясь потом от возбуждения. Это было весьма мучительно. Потом, уже днем, я пытался записать хотя бы главное из того, о чем шла речь ночью, но, как правило, ничего не мог вспомнить. И так повторялось каждый день. Казалось бы, я должен был все помнить, ведь хотя я и лежал в постели, но не спал и живо реагировал на то, что мне говорили, однако, к моему великому удивлению, как я ни старался, мне ничего не удавалось восстановить в памяти.

В последнюю ночь мне сказали, что госпожа Родительница, опасаясь, не простужусь ли я, все это время, ведомая материнской любовью, ложилась рядом и пела мне колыбельные песни. Тогда я почувствовал облегчение, решив, что могу и не вспоминать, чему меня учили по ночам. Более того, возвратившись в Токио, я трижды встречался с госпожой Родительницей, но она ни словом не обмолвилась о моих упражнениях. В конце концов, решив, что все уже позади, я успокоился и забыл о них.

И вот теперь Небесный сёгун говорит мне такое… Интересно, зачем? Сколько я ни ломал себе голову, ответить на этот вопрос не мог. Утром того же дня я достал кассету, на которой было записано то, что Небесный сёгун некогда говорил мне, и прослушал ее. Он говорил много, но я не обнаружил ничего, что подтолкнуло бы меня к разгадке. Только лишний раз убедился, что голос, услышанный мною сегодня утром, действительно принадлежит Небесному сёгуну….

В результате я решил проигнорировать его указание и сосредоточиться на писании обещанной Богу книги. Сев за письменный стол, я увлеченно работал часа три или четыре, как вдруг непонятно почему в памяти всплыл вопрос, заданный мне однажды госпожой Родительницей: «И чему тебя, собственно, учили в университете той западной страны?» Я отложил перо.