Судя по виду, ты был в крайнем замешательстве. Думая об искренней любви к тебе собравшихся людей, я отверз твои уста и начал говорить вместо тебя. (Позднее мне прислали из музея пленку с записью, я прослушал — мое выступление оказалось великолепным, у меня отлегло от души, и я возблагодарил Небесного сёгуна.) Ты успокоился и, внимая идущим от меня словам, разглядывал в зале лица милых друзей, которых давно не видел. Выступление, как обычно, продолжалось два часа, все были под большим впечатлением. Около получаса ты отвечал на вопросы, директор музея спросил: «Вы, наверно, устали, пора заканчивать?» — на что ты ответил: «Нисколько не устал!» Услышав это, я, искренне обрадовавшись, рассмеялся.
Как бы там ни было, выступление закончилось, проходя через задник зала к главному входу, чтобы подняться в приемную, ты поднял глаза на небо и безмолвно вознес благодарность Родителю Великой Природы. В приемную постепенно набились люди, одни просили расписаться на книге, другие пришли засвидетельствовать почтение, кто-то приносил подарки, у тебя не было времени передохнуть… Вскоре позвали сняться в групповой фотографии, все высыпали перед входом в музей, началось суматошное действо под названием «фотография на память». Когда всем участникам удалось втиснуться в один снимок, люди, приехавшие со всех краев страны, один за другим стали просить сняться с ними отдельно на память, ты всем уступал, а заметив среди собравшихся тех, кто в одиночку приехал из Кюсю или Сикоку, ласково заговаривал с ними. Таким образом быстро пролетело время.
Наконец, когда ты вернулся в приемную, пора уже было двигаться в Токио. С утра ты не съел ничего, кроме ломтика хлеба с чаем, из всех яств, любезно приготовленных в музее, полакомился только ломтиком дыни и ни к чему больше не притрагивался, удерживаемый невидимым существом. Тебе передали, что дочь подогнала машину, и, в окружении вышедших проводить тебя людей, ты наконец покинул музей.
Я обрадовался, что на этом рассказ Небесного сёгуна закончился, он, однако, продолжал:
— Как ты поступаешь в подобных ситуациях? Ты ничего не писал об этом, и никто этого не знает. Обычно ты призываешь в душе Родителя Великой Природы и меня. Небесного сёгуна, обсуждаешь свои поступки, каешься, очищаешь и изощряешь свое сердце… И на этот раз ты простерся, каясь и сокрушаясь сердечно о том, что из-за твоего своенравия пришлось докучать Родителю Великой Природы и беспокоить меня. Небесного сёгуна, ты подверг себя столь суровому испытанию, что плоть твоя изнемогла и ты был не в силах подняться, лежал в машине, пытаясь прийти в себя… Твоя дочь решила, что ты ослаб от голода, предлагала тебе фрукты, сладости, но ты не отвечал. Твое душевное испытание столь сурово, что о подробностях я лучше умолчу. Благодаря ему ты постепенно продвигаешься вперед, обретая утешение от Великой Природы… Наконец подъехали к дому, и ты поднялся. Было почти восемь. Ты бодро стоял перед входом. Внучка звонко закричала: «Деда, устал, наверно? Я приготовила ванну, иди отдохни!»
Как-то раз, лет через десять после возведения музея, осенью, дочь привезла тебя туда на своей машине, как вдруг к тебе подбежала женщина, часто приходившая в музей, и сказала: «Вы слышали, говорят — банк Суруга лопнул!» — «Что за чушь!» — возмутился ты. «Истинная правда!» — заявила женщина, но тут подошли другие встречающие и повели тебя в приемную. Но как ты не вспомнил, что и раньше, в твой весенний приезд, эта женщина говорила тебе то же самое?