— Сегодня днем в Ёкосуке встретился с Хякутакэ. Он показал мне военно-морскую базу, угостил. Не знал, что у тебя такой прекрасный брат! Он рассказал мне о своих взглядах на цивилизацию, об отношениях литературы и воинского искусства, но самое интересное — то, что он думает о тебе. Из его слов я понял, что мое первоначальное мнение о тебе было правильным… И все же… В последнее время по моей вине между нами возникли недоразумения из-за того, что ты стал писателем. Я и перед ним повинился… Какой я был невежда! Он мне толково объяснил, сколь почетна работа писателя — самая престижная в цивилизованных странах. Я понял: то, что я взял тебя в зятья, — счастье моей жизни. Пусть окружающие думают что хотят, а я в тебя верю. Живи как хочешь, свободно, гордо… Ты уж меня прости за недоразумение и… пиши свои романы!
Я, естественно, поблагодарил его.
— Твой батюшка Исимару знает, что я с самого начала полюбил тебя. Эх ты, скромняга, — вместо того чтобы похваляться, скрывал, что у тебя такой прекрасный брат!.. Давай же выпьем в знак нашего взаимопонимания… Здоровью не повредит?
— С удовольствием с вами выпью. — Я протянул руку.
Тесть передал мне чашечку и наполнил ее. Я не чураюсь саке и одну чашечку выпил с удовольствием.
— Ах, как вкусно, поскорей бы выздороветь, тогда бы я смог каждый вечер составлять вам компанию! — сказал я со слезами на глазах, опуская чашечку на стол.
Благодарность к брату за его истинно братскую любовь, за его праведность вызвала эти слезы и затопила мою душу.
Теперь я мог у себя дома, ни о чем не беспокоясь, невозмутимо проводить природное лечение. И таким образом, находясь в Токио, чувствовать себя цивилизованным человеком, живущим во Франции.
Однако Япония того времени была не только отсталой, феодальной страной, но и находилась на дне экономического кризиса. Людям не на что было жить, многие бедствовали. Помимо прочих своих обязанностей тесть состоял президентом железнодорожной компании Нагои. Пассажиры платят за билеты живыми деньгами, поэтому каждый день поступала наличность, только этим и спасались. Члены руководства, чтобы уменьшить в семье число «ртов», пытались пристроить своих заканчивающих школу дочерей служанками в дом президента компании под предлогом того, что девушкам необходимо научиться хорошим манерам, и в наш токийский дом-резиденцию прислали двух таких дочерей в качестве служанок. Но даже моя кроткая жена была от этого не в восторге…
В таких условиях регулярно проводить природное лечение было не просто. Брат меня всячески приободрял, и я в конце концов научился относиться к лечению как к своего рода духовному упражнению и даже не заметил, как пролетело девять лет.
Когда меня выписывали из клиники в Отвиле, позволив вернуться в Японию, условием было, что я в течение десяти лет буду проходить курс природного лечения, это условие я выполнил и действительно полностью выздоровел и мог теперь вести жизнь обычного человека. Мне было сорок два года.
Теперь не терпелось испытать, насколько мне удалось вернуть былое здоровье. Пока я был занят своим лечением, в Маньчжурии случился незначительный конфликт, военные увидели в этом шанс покончить с экономическим кризисом в Японии и ввели туда войска. В результате произошел так называемый Маньчжурский инцидент. Но военные не успокоились на Маньчжурии и отправили войска в Северный Китай, одновременно оккупировав район Шанхая и начав наступление на Нанкин. Вся Япония была охвачена воинственным духом.
Мне хотелось понять, в чем суть японо-китайской войны. Для этого необходимо было попасть на фронт и увидеть все собственными глазами, к тому же я полагал, что это удачный случай удостовериться, насколько крепко мое здоровье.
Как-то раз брат пригласил меня в среду в его токийскую канцелярию на обед. Мы отпраздновали мое выздоровление, и я поделился с ним своим желанием побывать на фронте. Брат ничего не сказал, но после, видимо, сообщил о нашем разговоре полковнику А. в Генеральном штабе сухопутных сил, и тот позвонил мне.
Официальной целью моей поездки должно быть посещение раненых бойцов, объяснил полковник. Об увиденном нельзя не только писать, но и рассказывать. При соблюдении этих двух условий он берется выхлопотать мне разрешение. Через пять дней все будет готово.
Через пять дней я пришел в Генеральный штаб к полковнику А. Тот уже подготовил необходимые документы и вручил мне красную нашивку, дающую особые права. Он сообщил, что отдал приказ начальнику пекинского отделения информационного агентства «Домэй» всячески меня опекать и мне следует по прибытии с ним связаться. Кроме того, он дал мне множество полезных советов.
Третьего мая 1938 года, с красной нашивкой, я вышел на Пекинском вокзале, где меня встретил О., сотрудник агентства «Домэй», и на машине благополучно довез до гостиницы. Немного отдохнув, я в сопровождении О. посетил пекинское отделение агентства, чтобы выразить признательность его главе. Едва его увидев, я узнал в нем приятеля из общежития Первого лицея. Мы оба были рады удивительному совпадению, и я сразу почувствовал облегчение.