Книга о друзьях (Book of Friends)

Ты вряд ли понимал всю убийственность своих ответов. Они напоминали мне не только о моем бруклинском происхождении, об отсутствии образования и о том, что, как и все американцы, я мало знаю о Европе, но и о том, что, несмотря на все старания, я никогда не приобрету той чувствительности, того внутреннего зрения, которым наделены европейцы. Насколько же ты был прав! Когда я приехал в Париж, целый новый мир противостоял мне – язык, литература, культура, социальное поведение, привычки в еде. Анаис, хоть и француженка, никогда по-настоящему не ценила и не понимала свою страну так, как ты – такой же чужестранец, что и я. Не с Анаис, а с тобой (и Ларри) я вел бурные дискуссии о французских авторах, привычках, улицах – о чем угодно. Анаис же, хотя и много читала, была все-таки довольно поверхностна.

В некотором смысле ей не хватало религиозности. Отказавшись от католицизма, она закрыла дверь для веры. И все равно, несмотря на ее ошибки и недостатки, она оставалась для нас потусторонним созданием не от мира сего, хотя и не от рая – кем-то, удачно расположившимся между землей и небом. Она всегда была легкой, бесплотной, простодушной, всегда невинной и к тому же всегда готовой помочь – этакая «мать сыра земля». Закрывать глаза на страдания также, как на вульгарность, у нее не получалось. Когда она грешила, то была подобна ребенку, который просто не ведает, что творит, – по малолетству.

И, Джоуи, дорогой, мой верный друг, ты знал все это лучше, чем кто-либо. В своей грубой американской манере я думал о твоих писаниях тогда (в особенности об Анаис) как о «вышивании»:

– Он в таких делах сечет.

Но когда ты написал свои книги, я начал понимать, с кем имею дело, такой замечательный взгляд на жизнь ты продемонстрировал. Я бы много отдал, чтобы перечитать их снова.

Быть может, в этой книге я слишком подробно остановился на твоем «скабрезном» поведении, твоем шутовстве и проказах, но я уверен, ты знаешь: как Анаис металась между небом и землей, так и ты – между клоуном и ангелом. Может быть, слово «идиот» подошло бы лучше всего к тому, что я пытаюсь выразить. Разумеется, я говорю об «идиоте» в понимании Достоевского, а не в общепринятом смысле. Чем старше я становлюсь, тем больше люблю это слово – оно наполняется для меня новыми значениями. Так что как один идиот другому говорю тебе, Джоуи: прощай! Можешь смело доживать свою счастливую жизнь до конца. Ты принес нам смех и слезы. Да хранит тебя Господь!

Генри.

P.S. Осталось затронуть еще одну маленькую тему. Странно, но у вас с Анаис была одна общая черта. Я имею в виду кажущееся отсутствие детства, а именно отсутствие друзей детства. Не помню, чтобы вы с ней когда-либо рассказывали о своих первых друзьях, тогда как мне самому, например, годы с пятого по десятый кажутся наиболее важными и лучшими годами жизни. Более того, мне сложно представить детство без друзей. Даже куклу или деревянную лошадку можно с любовью и жалостью вспоминать впоследствии.

Но у вас у обоих на этом месте имелся некий вакуум. Я вовсе не пытаюсь анализировать его – оставим это психологам. У вас была одна общая черта, о которой я и хочу сказать, – любовь к скрытности. Мне часто казалось, что у вас у обоих нет ничего, что следовало бы скрывать и чего стыдиться, но просто вам не хотелось делиться всем даже с лучшими друзьями.

Может быть, я кругом неправ, но не могу оставить свои подозрения при себе. На мои чувства к тебе это не влияет; это делает тебя только более «загадочным», более близким к ангелу, чем к клоуну. Это ты верил в чудеса, помнишь? Слышу до сих пор, как ты говоришь мне:

– Не волнуйся, Джоуи, скоро что-нибудь этакое случится.

И как правило, что-то непременно случалось. Я приписывал это какому-то духовному жонглерству, которое ты принес из младенчества, из мира, о котором я ничего не знаю. Теперь я понимаю, как нелепо выглядело мое стремление к постоянному обнажению собственной души. Помнишь ту историю о моем походе к еврейке-медиуму? Не успел я переступить порог, как она воскликнула:

– Боже мой, что вы сделали со своей душой!

Я инстинктивно прислушался к тому месту возле сердца, где мы детьми подозревали обиталище души, и подумал:

«Она права. Видимо, я потерял свою душу много, много лет назад».

Но хватит об этом. Я думаю, мы встретимся еще в ином мире – где бы и когда бы это ни состоялось.

ДРУГИЕ ЖЕНЩИНЫ В МОЕЙ ЖИЗНИ

Предисловие