Книга о коране, его происхождении и мифологии

Низами критикует эти порядки, продолжавшие существовать и в его время, в феодальном обществе XII века, в том числе у него на родине, в Азербайджане. Своего Искандера он прославляет не как захватчика, так как считает, что тот способен упразднить беззаконие и произвол, покончить с царящей на земле несправедливостью; далеко не на первом месте у Низами и пророческие прерогативы его главного героя. Напротив, Низами подчеркивает, что войны, которые ведет Искандер, ничем не лучше агрессии любых других захватчиков, царей, какой бы веры они ни держались.

Исторический Александр Македонский не был в Китае. Однако он был в Средней Азии и Северо-Западной Индии. И здесь, как и в других странах, он не столько строил и украшал города, сколько разрушал их, превращая в руины и истребляя население. В Средней Азии, где Александр Македонский едва ли не впервые встретил ожесточенное сопротивление народа, завоеватель проявлял крайнюю жестокость. В одном Согде и его городах, главным из которых являлся Самарканд, было истреблено не менее 120 тысяч человек. Недобрая память об этих бесчинствах сохранялась века.

То, что эта поэма Низами написана всего лишь за 15-20 лет до того, как в Закавказье вторглись полчища Чингис-хана, говорит о силе антивоенных настроений, существовавших на его родине, как и в других странах Ближнего и Среднего Востока. Ведь жители этих районов после походов Александра Македонского пережили немало и других истребительных войн, и в их числе завоевания Арабского халифата, 17 разорительных походов в Северную Индию султана Махмуда Газневида (ок. 969-1030), сельджукские завоевательные походы XI-XII веков да еще большое число "местных" усобиц между феодалами, большинство которых также выдавалось за "войну за веру" - джихад, газават. Их "опыт", естественно, тоже не мог не быть учтенным тем, кто, подобно Низами, писал об Александре-Искандере.

Итак, если те или иные страницы истории народов и раскрываются через персонажей, упомянутых в Коране, то в произведениях писателей стран распространения ислама они включают немало дополнительного материала, отражающего элементы фантастического и реалистического, возникшего в последующие века. Требования, которые стояли перед составителями Корана, как ни парадоксально, привели также к тому, что оставленные в нем без конкретизации имена и прозвища, относящиеся к деятелям периода возникновения ислама, смогли быть конкретизированы и поняты тоже лишь при условии привлечения литературных и изустных источников, особенно хадисов, ахбаров, Сунны и других, многие из которых относятся к более позднему времени.

Пример пояснит сказанное.

Одной из выразительных, динамичных сур Корана, насчитывающей всего пять аятов, является 111-я, перевод которой, на наш взгляд, весьма удался Г.С. Саблукову: "Да погибнут руки у Абу-лагаба, да погибнет он! Ему не принесет пользы имущество его и что приобрел он. Непременно будет гореть он в пламенеющем огне, а его жена будет носить дрова для него: на шее у ней будет вервь из пальмовых волокон". Вот и весь ее текст. К русскому переводу Саблуков счел необходимым дать примечание: "Произносится угроза Абд-уль-уззе, названному здесь Абу-лагаб - "отец пламени", то есть заслужившим муку в пламени геенны, и жене его, Уммуджамиле, дочери Абу-Суфиана"[Коран. Перевод с арабского языка Г.С. Саблукова. 3-е изд. Казань, 1907, с. 1167.]. Пояснение уместное, следующее за традиционным жизнеописанием пророка Мухаммеда, составленным на основе мусульманских преданий. Без этого примечания адрес произносимой угрозы остался бы темным.

Позднейшие переводы 111-й суры с арабского оригинала на русский язык можно расценить как своего рода новые редакции перевода, в которых несколько сглажен тяжеловатый язык времени переводчика. Интересны замечания, сделанные новыми переводчиками этой суры. Из них наиболее ранние принадлежат А.Е. Крымскому. Еще в 1902 году он издал в Москве свои "Лекции по Корану. Суры старейшего периода" (2-е изд. Москва, 1905), в которых дал перевод и 111-й суры. Литературные достоинства Корана Крымский оценивал весьма сдержанно даже тогда, когда писал: "Незаметно для себя я Коран прямо полюбил: когда читаю его, то испытываю удовольствие, с каким, например, читаешь произведение симпатичного и близко знакомого человека, хотя бы это был талант довольно дюжинный"[Крымский А. История арабов и арабской литературы, светской и духовной (Корана, фыкха, сунны и пр.), с. 177.].