По-видимому, прежде всего в необычности задачи, поставленной халифом: создать книгу, которая бы имитировала "слово Аллаха", хранимое на седьмом небе, а отнюдь не жизнеописание реального человека, проповедника, пророка, занятого вместе со своими соратниками и единомышленниками разработкой и распространением нового вероучения и даже войной с инакомыслящими. То, что материал, над которым работали люди, трудившиеся над составлением этого сочинения, как мы знаем, вскоре был уничтожен, сожжен, мешает восстановить картину этой работы с достаточной ясностью, и все же можно предположить, что получаемые ими записи во многом не подходили составителям "боговдохновенной" книги из-за своей заземленности.
Жители Мекки, Медины и других мест Аравии первых десятилетий VII века были людьми, в большинстве своем отдававшими большую часть своего времени тяжкому труду кочевника, земледельца, садовода, скотовода, пастуха, каравановожатого, ремесленника, торговца, а отнюдь не отвлеченному созерцанию, отшельничеству или мистицизму. Еще К. Маркс и Ф. Энгельс предостерегали от увлечения экзотикой, от изображения людей Востока как неких безудержных фанатиков. Критикуя немецкого идеолога буржуазного индивидуализма и анархизма Макса Штирнера (1806–1856), основоположники марксизма писали в "Немецкой идеологии": "Упорной борьбой монгольской расы люди построили небо" — так полагает "Штирнер"… позабыв, что действительные монголы нанимаются гораздо больше баранами, чем небесами…"[132]
Естественно предположить, что большинство арабов, слушавших "посланника Аллаха" или его соратников и даже что-либо записывавших из их речей, проповедей, поучений, наставлений, приговоров, обращали внимание, как правило, не на изрекавшиеся ими отвлеченные постулаты, не на теологию и космогонию, а на беспокоившую их конкретность, сердца их откликались прежде всего на злободневность, на то, о чем их спрашивали дома и в общине, знание чего могло помочь им в жизни. Именно это запоминалось лучше всего. Но как раз эта историческая конкретность, заземленность, казавшаяся наиболее убедительной тем, кто слушал пророка, не помогала, а мешала составителям и редакторам "божественного откровения".
И очевидно, что едва ли не главным при выполнении задачи, стоявшей перед составителями Корана, было нарушить заземленность поступавших к ним и ими делавшихся записей, искусственно разорвав и перетасовав их по разным сурам. Не случайно то и дело нарушается повествовательность содержащихся в Коране сказаний, хронологическая и смысловая последовательность не только сур, но и аятов. По той же причине в этой книге много имен разного рода мифологических, легендарных персонажей, а иногда конкретных деятелей древнего мира, но нет или почти нет имен тех, кто возглавлял пророческое движение в Аравии, в частности в Хиджазе, в Мекке и Медине (Йасрибе) периода возникновения ислама. Имя Мухаммеда упомянуто всего четыре раза и пятый раз в форме "Ахмед", и все эти упоминания содержатся в разных сурах, в контексте, который, как правило, создает впечатление, что речь идет не о современнике записи, а персонаже уже сложившейся легенды. Неудивительно, что в Коране не оказалось имен первых четырех халифов, хотя это вскоре вызвало недовольство, например, сторонников Али ибн Абу Талиба, затем ставшего четвертым халифом. Естественно, что составлявшие Коран вскоре нажили немало противников. В числе их, вероятно, были и те, кто давал им записи с именами своих соратников, быть может, и со своим именем, а затем в тексте Корана, ставшем каноническим, этих имен, в том числе своего, не обнаружили.
Все это происходило в условиях классового общества, в первые десятилетия Халифата в Медине, при весьма напряженной внутренней и внешней обстановке. Именно в этой обстановке Халифат нуждался не только в книге, которая бы освящала и утверждала его идеологию — ислам как высшую истину — аль-хакк (2:85; 11:20; 22:53 и др.), но одновременно служила бы основой правовых установлений, провозгласив себя верным ориентиром, по которому следует "судить среди людей" (К., 4:106), быть "арабским судебником" (13:37). И Халифат такую книгу получил при непосредственном участии и под наблюдением первых халифов.
В материалах, аккумулированных в аятах и сурах Корана, воспроизведен большой и весьма неоднородный материал за длительное время. Здесь имеются как свидетельства первого пробуждения сторонников монотеизма в условиях еще не сломленного политеизма, так и отражение торжества над ним, даже начала открытой войны со всеми иными культами, в том числе монотеистическими.