В уголке парка я вместе с Накатани и его спутниками тихо заслушался Мелодией Великой Природы.
Это была удивительная музыка, и всякий раз ее звучание изменяло меня самого. Сперва и Небо, и Земля, и все вокруг было окрашено золотым цветом, затем алым, ярко-красным, бледно-красным, затем немного потемнело, и когда я очнулся, стало совсем темно, и я заскользил куда-то вниз.
К моему удивлению, я оказался в своем доме, в «комнате Бога».
Никого не было, но Мелодия Великой Природы продолжала звучать.
Я машинально сжимал в руках маленький листок каллиграфии, лежавший прежде на обогревателе.
Сам удивляюсь, но когда я хорошенько разглядел его, то заметил то, чего раньше не замечал: великолепным почерком, кистью были начертаны следующие слова:
Десять лет тому назад профессор Кодайра, который руководил моей женой до ее кончины, сразу же после ее смерти пришел ко мне вместе с двадцатилетним юношей Юкинагой Ито, представив этого молодого человека кем-то вроде Посланца Бога.
По правде говоря, я, будучи неверующим, не проявил интереса к юноше Ито и не испытал восхищения перед ним.
Однако через три дня он пришел ко мне один. Я решил, проводив его в гостиную, обставленную в европейском стиле, узнать, что привело его ко мне. Но он попросил провести его в комнату, устланную татами, ту, что рядом с гостиной. Мне поневоле пришлось проводить его в комнату моей покойной жены на нижнем этаже. По сезону отопление не было нужно, но обогреватель длиною примерно два метра стоял на месте.
Юноша Ито сел перед обогревателем и, достав из узелка разные предметы, аккуратно, по одному, разложил их на нем в ряд.
Я изумленно смотрел на все это и наконец спросил:
— Сколько я вам должен?
— Это не продается и не покупается.
— Хорошо, но вы все унесете с собой?
— Нет, это даровал Бог, чтобы сюда поставили от Его имени.
Затем в течение трех дней он, не смыкая глаз, от имени Бога трудился не покладая рук, с помощью кистей растворяя золото и превращая его в краску… «Ну вот, теперь хорошо!» — сказал Ито с покрасневшими от напряжения глазами и, глотнув остывшего зеленого чая, встал.
Как раз в это время дочь приготовила черный чай и просила его остаться, но он, даже не взглянув на него, ушел.
На следующий день, примерно в три часа дня, из города Нара приехал господин И. с великолепным огромным свертком и преподнес его мне.
Кажется, однажды он уже был у меня. Да, примерно два месяца назад он вдруг, без рекомендации, один пришел ко мне.
В тот раз он произвел на меня странное впечатление.
Увидев этого молодого, лет тридцати, человека, я был восхищен: его лицо, все его существо говорили о прекрасном нраве, о человеческих добродетелях.
Такое трогательное впечатление прежде на меня произвел только Русси, с которым я познакомился в Париже.
И. сказал мне, что он приехал в Токио навестить старшего брата, который лежал в больнице, и захотел хоть ненадолго повидать меня.
Я спросил, где он остановился, на что И. ответил, что благодаря наследству, полученному от родителей, он совершенно спокойно может жить где ему заблагорассудится… Он казался беспечным обитателем райского мира, даже слушать его было завидно.
И. обещал скоро опять навестить меня, я с нетерпением ждал, но он не появлялся, и, услышав, что ему представилась возможность уехать в Лондон, я порадовался за него. Потому что он хотел поехать в Лондон, но по разного рода обстоятельствам ему много раз отказывали, что его огорчало.
Когда он внезапно появился с намерением вручить мне сверток, я был удивлен.
Моих домашних, встретивших его в прихожей, он попросил проводить его в японскую комнату, и его провели в «комнату Бога», бывшую комнату моей покойной жены.
Я тоже пошел туда, дочь достала большое красное сиденье, которое я получил два-три года назад из Токио с пожеланиями долголетия, и перед этим сиденьем И. развязал большой, завернутый в ткань сверток, оказавшийся квадратным предметом, длина сторон его была примерно тридцать три сантиметра.
— Это восьминожник Бога, — сказал «человек из рая», и я залюбовался красотой великолепного лакированного изделия, какого мне до сих пор не доводилось видеть.
Восемь ножек были сделаны из кипариса с необструганной корой, а остальное изделие покрыто сверкающим красным лаком, обрамленным золотом.
«Человек из рая» поставил этот «Божественный восьминожник», с глубоким вздохом накрыл его красивым парчовым покрывалом и стал прощаться.
Я поспешно спросил:
— А восьминожник?
— Оставьте его себе, — был ответ.
С тех пор от И. несколько месяцев не было никаких вестей. Я не знал, что означает это «оставьте у себя»: то ли он просил оставить эту вещь на хранение, то ли отдал мне ее насовсем.
По словам навестившего меня после этого старого профессора из Тэнри, точно такой же восьминожник хранился в храме Вероучительницы в Центре Тэнри.