Книга о разведчиках

А чего нам собираться? Поднялись и пошли.

Короче говоря, мы четверо суток не жрамши и, главное, без воды. Есть не так хотелось, как пить. Поэтому тут же, прямо на нашей передовой, припали к какому-то болотцу и давай пить. И только потом почувствовали, что вода какая-то густая. Я потом дня через два был снова около этого болота — там червяки во какие плавали — лошади убитые лежали там вповал — потому и густая такая вода… Короче говоря не успели мы отойти и несколько шагов, меня что-то закрутило. Иванов — ничего. Он мало пил. А Кармышева тоже заморуздило. И даже наподобие того, что сознание уже теряем. На наше счастье машину майор Безрученко послал навстречу нам, ему позвонили с передовой, что мы вернулись. Посадили нас в ту машину да в санбат. Выкачали из нас все, привели в чувство…

За Вертячьим, помню, еще такой случай был. «Язык» нужен позарез… А когда он не нужен был! Я что-то не помню такого дня, когда бы «язык» не нужен был бы… Ну а тут именно позарез, особенно нужен был. Это как раз перед общим наступлением на группировку Паулюса. А мы ходим и все впустую. Майор Безрученко как напустился на нас: «Вы почему, говорит, приказ не выполняете?» Я ему говорю: «Неможно узять «языка» — у них таки, кажу, укрепления, така оборона перекрестная…» — «А куда, говорит, вы смотрели четыре дня?» — «Мы же, говорю, когда наблюдали-то, не знали, что они такие переполоханные». — «Это вы, — говорит, — переполохались фрица, а не он вас…» И понес. Говорит, чтоб завтра был «язык» и чтоб без потерь, сам, говорит, пойду с вами. «Ладно, говорю, пойдемте…»

Пошло нас двенадцать человек, а вернулись оттуда двое.

Но я хочу рассказать, как мы того «языка» брали. Распланировали все до мелочи, отработали деталь за деталью: две группы прикрытия, левая и правая по два человека, они должны быть настороже и готовы мгновенно подавить любую огневую точку противника; группа захвата из трех человек, ее задача хватать и бежать! Назад бежать. Остальные пять человек должны непосредственно помогать группе захвата — они должны бросать гранаты и вообще собой прикрывать тройку из группы захвата. А когда группа захвата побежит с пленным, они должны остаться и прикрыть. Потом, по очереди прикрывая друг друга, группы отходят.

…А у нас что получилось? Сначала все шло, как и планировали: подползли, забросали гранатами блиндаж и траншею, вскочили туда. А там брать-то и некого — всех поубивало! Правда, если б было время, можно было пощупать — у кого-нибудь пульс еще работает. В общем, заварилась такая каша. Наших уже много убило. Лариса таскает раненых. Прямо под огнем. А гитлеровцы двумя пулеметами отсекли кинжальным огнем нас от нашего переднего края.

И что характерно — почти всех наших побил один паразит. Он, гад, стоял в блиндаже и через открытую дверь короткими очередями из пулемета с руки накашивал наших.

Кто-то из ребят заметил это, бросил туда гранату. И сразу вдруг стихло.

И тут неожиданно из этого блиндажа выскочил и кинулся бежать в свою сторону большой такой ариец. Я — за ним. Догнал. Схватились мы. Но я заморенный уже. А он, по-моему, офицер, мордяка во какая! К тому же он раздетый, а на мне телогрейка, маскхалат. Он меня отбросил и снова бежать. Я ему: «Хальт… Хальт!» А он никак. Я опять догнал его и автоматом стукнул на бегу. Он малость зашатался. Пока я соображал, что с ним делать, он набросился на меня. Придавил меня, паразит, к земле и норовит у меня автомат вырвать. Нет, думаю, автомат я тебе не дам. И тут один парнишка, наш разведчик Иванов, тот самый, который выводил нас с Кармышевым осенью с высоты сто сорок три и четыре десятых, подбежал ко мне на помощь, тюкнул этого гада по затылку диском автомата. Тот и обмяк.

Значит, я лежу, очухиваюсь, фриц около меня тоже лежит, а парнишка тот над нами стоит. И вдруг со второго блиндажа очередь дали, и он упал. Наповал его, бедного. Даже не ойкнул, парнишка…

А этот фриц, который около меня лежал, очухался, вскочил и опять бежать. Только побежал он теперь в нашу сторону. Перепутал, куда надо. Я его не останавливаю, бегу следом. Думаю, хорошо, сам добежит, не тащить…

А он не добежал до наших окопов, сердешный. Чуток не добежал. Пулеметная очередь его пересекла. Своя же — ихняя то есть, немецкая. Пришлось мне потом ползти к нему, чтоб документы вынуть. Документы — это хоть и не «язык», а все равно на пятьдесят процентов задание выполнено — сведения о противнике…

Так вот операция эта и закончилась. Четверых Лариса вытащила раненых, шесть погибло, а двое мы вернулись…

* * *

Но самой запоминающейся вылазкой за «языком» была у меня на Брянщине осенью сорок третьего. Там мы ходили в тыл к неприятелю. По прямой километров на двенадцать углубились, а так если считать, то километров шестьдесят напетляли. Ходили мы большой группой — чуть ли ни около взвода нас было.