Книга о русских людях

«Анархия!» И снова, как после 5-го года, на русскую демократию, на весь русский народ изливаются потоки чернильного гнева, трусливой злости, бьют гейзеры грязных обвинений.

Неловко и не хочется говорить о себе, но — когда, года полтора тому назад, я напечатал «Две души»[51], — статью, в которой говорил, что русский народ органически склонен к анархизму; что он пассивен, но — жесток, когда в его руки попадает власть; что прославленная доброта его души — карамазовский сентиментализм, что он ужасающе невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры, — за эти мысли — не новые, не мои, а только резко выраженные мною, — за эти мысли меня обвинили во всех прегрешениях против народа.

Даже недавно, совсем на днях, кто-то в «Речи» — газете прежде всего грамотной — заявил, что мое «пораженчество» как нельзя лучше объясняется моим отношением к народу.

Кстати, — в «пораженчестве» я совершенно неповинен и никогда оному не сочувствовал. Порицать кулачную расправу, дуэль, войну как мерзости, позорнейшие для всех людей, как действия, неспособные разрешить спор и углубляющие вражду, — порицать все это еще не значит быть «пораженцем» и «непротивленцем». Особенно несвойственно это мне — человеку, который проповедует активное отношение к жизни. Может быть, я — в некоторых случаях — не стану защищать себя, но на защиту любимого мною у меня хватит сил.

И сейчас я вспомнил об отношении к мыслям, изложенным мною в статье «Две души», вовсе не в целях самозащиты, самооправдания. Я понимаю, что в злой словесной драке, которую мы для приличия именуем «полемикой», драчунам нет дела до правды, они взаимно ищут друг у друга словесных ошибок, обмолвок, слабых мест и бьют друг друга, не столько для доказательства истинности верований своих, сколько для публичной демонстрации своей ловкости.

Нет, я вспомнил о «Двух душах» для того, чтоб спросить бумажных врагов моих: когда они были более искренни, — когда ругали меня за мое нелестное мнение о русском народе или теперь, когда они ругают русский народ моими же словами?

Я никогда не был демагогом и не буду таковым. Порицая наш народ за его склонность к анархизму, нелюбовь к труду, за всяческую его дикость и невежество, я помню: иным он не мог быть. Условия, среди которых он жил, не могли воспитать в нем ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости — это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости. И надо удивляться, что при всех этих условиях народ все-таки сохранил в себе немало человеческих чувств и некоторое количество здорового разума.

Вы жалуетесь: народ разрушает промышленность!

А кто же и когда внушал ему, что промышленность есть основа культуры, фундамент социального и государственного благополучия?

В его глазах промышленность — хитрый механизм, ловко приспособленный для того, чтоб сдирать с потребителя семь шкур. Он не прав?

Но ведь три, пять месяцев тому назад вы же сами изо дня в день, во всех газетах и журналах разоблачали пред ним бесстыдный и фантастический рост доходов русской промышленности, и взгляд народа — это ваш взгляд.

Разумеется, вы должны были «разоблачать» — таков долг каждого глашатая истины, мужественного защитника справедливости. Но — полемика обязывает к односторонности, поэтому, говоря о грабеже, забывали о культурной, о творческой роли промышленности, о ее государственном значении.

Источник наживы для одних, промышленность для других только источник физического и духовного угнетения — вот взгляд, принятый у нас без оговорок огромным большинством даже и грамотных людей. Этот взгляд сложился давно и крепко, — вспомните, как была принята в России книга Г. В. Плеханова «Наши разногласия» и какую бурю поднял «Иоанн Креститель всех наших возрождений» П. Б. Струве[52] «Критическими заметками».

Кричать об анархии так же бесполезно, как бесполезно и постыдно кричать «Пожар!», видя, что огонь истребляет дом, но не принимая никакого, — кроме словесного, — участия в борьбе с огнем.

Полемика — премилое занятие для любителей схоластических упражнений в словесности и для тех людей, которые долгом своим почитают всегда и во всем доказывать свою правоту, точность мысли своей и прочие превосходные качества, коих эти люди являются беспомощными обладателями.

Но — будет значительно полезнее, если мы — предоставив суд над нами истории — немедля же начнем культурную работу, в самом широком смысле слова, если мы отдадим таланты, умы и сердца наши российскому народу для воодушевления его к разумному творчеству новых форм жизни.

XXVI

Весьма вероятно, что мои мысли «наивны», я уже говорил, что считаю себя плохим публицистом, но все-таки с упрямством, достойным, быть может, лучшего применения, «я буду продолжать свою линию», не смущаясь тем, что «глас» мой остается «гласом вопиющего в пустыне», увы! — не безлюдной.