Книга о русской дуэли

Впрочем, в России соперники далеко не всегда строго относились к соблюдению мелких формальностей. Изменения в правила могли быть внесены прямо на поле боя. Так, на дуэли генералов Киселева и Мордвинова соперники сначала собирались стрелять по желанию, но никто не захотел стрелять первым, поэтому они, уже у барьеров, с пистолетами в руках, решили стрелять одновременно по команде.

Мы уже говорили, что при стрельбе из незнакомых пистолетов определяющим фактором было расстояние. В дуэльной практике первой половины XIX века существовало три основных типа расстояний. Расстояние свыше пятнадцати шагов воспринималось как большое. Вероятность результативного исхода при таких расстояниях была мала, поэтому уже само назначение его было недвусмысленным указанием на „миролюбие“ соперников. Предложить стреляться насмерть на расстоянии тридцати шагов — значит сделать себя посмешищем в глазах общества. Даже при абсолютном миролюбии и, скажем так, непредрасположенности к тому, чтобы рисковать жизнью, соперники, конечно же, предпочитали менее откровенные варианты.

Расстояние от восьми до пятнадцати шагов считалось нормальным. Оно было вполне допустимо и для дуэли формальной, и для смертельной.

Любопытен диалог Павла Петровича Кирсанова с Базаровым по поводу условий поединка. Кирсанов:

— Я имею честь предложить вам следующее: драться завтра рано, положим, в шесть часов, за рощей, на пистолетах; барьер в десяти шагах…

— В десяти шагах? Это так; мы на это расстояние ненавидим друг друга.

— Можно и восемь, — заметил Павел Петрович.

— Можно, отчего же!

И потом, уже на месте поединка:

— Нет, заряжайте вы, а я шаги отмеривать стану. Ноги у меня длиннее, — прибавил Базаров с усмешкой. — Раз, два, три…

— Евгений Васильевич, — с трудом пролепетал Петр (он дрожал, как в лихорадке), — воля ваша, я отойду.

— Четыре… пять… Отойди, братец, отойди; можешь даже за дерево стать и уши заткнуть, только глаз не закрывай; а повалится кто, беги подымать. Шесть… семь… восемь… — Базаров остановился. — Довольно? — промолвил он, обращаясь к Павлу Петровичу, — или еще два шага накинуть?

— Как угодно, — проговорил тот, заколачивая вторую пулю.

— Ну, накинем еще два шага. — Базаров провел носком сапога черту по земле.

Базарову, в принципе, все равно — десять будет шагов или восемь. Он иронизирует над этой игрой, в которую его втянул Павел Петрович. С точки зрения ритуала, столь педантично соблюдаемого Кирсановым, оба эти расстояния равно допустимы — это и не „пробочные“ двадцать, и не бретерские три. Но Базарову это смешно. Почему именно десять? Разве они ненавидят друг друга именно на десять шагов, а не на восемь? Разве тут дело в числе?

Не следует забывать еще и того, что Павел Петрович „вот уже пять лет, как не стрелял“ из своих пистолетов (и неизвестно, чистил ли он их в течение этого времени). Можно быть уверенным, что и из других пистолетов он тоже не стрелял.

И наконец, еще одно: в десяти шагах у них ближние барьеры, а ведь разошлись они на тридцать и выстрелили, видимо, шагов с двадцати (Кирсанов выстрелил, не доходя до барьера, а Базаров и вообще „тихонько двинулся вперед“).

Так что же это тогда, фарс?

Но ведь все вполне серьезно: „Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… Он мне прямо в нос целит, — подумал Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов…“ Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновение раздался выстрел. „Слышал, стало быть ничего“, — успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, надавил пружинку».

Ритуал заставляет героев действовать против воли (по крайней мере — против своих предварительных планов), но и возникшие во время поединка намерения не осуществляются. Метивший «прямо в нос» Кирсанов дал промах, стрелявший «не целясь» Базаров ранил соперника в ляжку (впрочем, если бы он целил в ляжку — попал бы непременно в живот).

Но дуэль достигла своего результата. Павел Петрович так и не смог «исправить» Базарова: остались и его ерничество, и его «дело» — медицина («теперь я уже не дуэлист, а доктор»), и его плебейский демократизм (камердинер Петр — свидетель). Но Базаров при всем том все-таки исполнил ритуал — и даже не издевался особенно над дуэлью, не предлагал драться через платок или на скальпелях. Оказавшись в критическом ситуации, они убедились, что могут уважать друг друга. Кирсанов: «Дуэль, если вам угодно, не возобновляется. Вы поступили благородно… сегодня, сегодня — заметьте». В чем благородство? В том, что подтрунивал до самого барьера? Что стрелял не целясь? Что рану перетянул?