Книга о самых невообразимых животных. Бестиарий XXI века

Впервые я увидел такую раковину на песчаном пляже одного из островков Индонезии (за многие сотни миль от того места, где несколькими годами позже наблюдал за кожистыми черепахами). Это местечко было настолько тихим и пустынным, что легко было представить, как вы оказались в мире за век до появления – или после исчезновения – человека. (Конечно, это было обманчивое впечатление: остров находился внутри заповедника, охраняемого от толп жаждущих.) Раковина была разбита, но, несмотря на это, мне показалось, что я вдруг увидел трехмерный предмет в плоском мире. Я почувствовал почти благоговение – детское ощущение, что это послание из глубин.

Конечно, найденная мной раковина наутилуса не была посланием богов, следами на песке Родоса{43}. Но более пристальный взгляд на животное, создавшее эту раковину, возможно, позволит пролить свет на некоторые чудесные загадки. В этой главе мы попытаемся разгадать три из них. Первая связана со временем: жизнь наутилуса коротка, а вот спиралевидная форма его раковины имеет древнее происхождение: она старше древних дубов или любого другого дерева, а формы, из которых она развилась, помогают узнать возраст самого времени.

Древнегреческие и римские философы считали, что окаменевшие и впечатанные в скалы раковины – остатки древних животных, оказавшиеся на дне моря, когда-то покрывавшего сушу. Но с исчезновением Римской империи в Европе эта идея почти забылась, и к эпохе Возрождения, когда согласно христианской доктрине считалось, что мир существует всего несколько тысяч лет, возникли две новые теории для объяснения феномена этих раковин. Согласно первой, это неживые структуры, выраставшие в скалах спонтанно, как кристаллы. (То обстоятельство, что они так напоминали живых существ, не смущало тогдашних ученых: это расценивалось как проявление гармонии между различными царствами природы.) Сторонники другой теории утверждали, что это остатки живых морских существ, которые оказались на вершинах гор во время библейского потопа. Некоторые относились с недоверием к обеим теориям. В своих секретных записях, сделанных в начале XVI в., Леонардо да Винчи отмечал, что ископаемые обычно обнаруживали в неоднородных пластах, что дает основание полагать, что их возраст разнится. Так что один потоп не мог объяснить происхождение их всех. Он также сомневался в том, чтобы ископаемые могли вырасти из «семян» в скалах, в то время как кольца роста раковин свидетельствуют о том, что они росли, не разрушая окружающий их материал.

Более чем через 150 лет после да Винчи Роберт Гук (которого иногда называют английским Леонардо) испытывал аналогичные сомнения, исследуя разнообразные спиральные формы, в изобилии обнаруженные в некоторых напластованиях. Гук считал, что эти формы, известные как аммониты, являются минерализованными раковинами морских организмов. Но он оказался в очень затруднительном положении, так как христианская доктрина заставляла считать, что животные остаются вечно неизменными, а эти раковины мало напоминали известные ему разновидности. Гук постарался собрать информацию обо всех возможных живых аналогах и обнаружил наутилуса, который в то время был в Европе большой редкостью. Его раковина имела такую же спиралевидную форму, как у аммонитов, но если раковины последних по большей части были шероховатыми или даже покрыты шипами, то у наутилуса они гладкие. Гук сделал простой, но очень смелый для того времени вывод: «В предыдущие века существовало множество других видов животных, которых нет в наше время; и нельзя исключить, что многих из тех, что живут сейчас, не было с самого начала». Он бросал откровенный вызов представлениям о том, что виды не вымирали и не возникали со времен Творения мира.

Термин «аммонит» восходит к Плинию, он называл их ammonis cornua, или «рога Амона». Египетский бог Амон обычно изображался со скрученными бараньими рогами. В средневековой Европе аммонитов считали окаменевшими змеями.

Иллюстрация ископаемых, выполненная Робертом Гуком около 1705 г.

Выводы Гука отражали фундаментальный сдвиг в мышлении европейцев. В течение следующего столетия естествоиспытатели продолжили еще более пристально изучать ископаемых и начали понимать, что единственное объяснение этих открытий – огромное прошлое, в котором не было места человеку. От открытия «геологического времени» просто захватывало дух – как у человека, который привык видеть все в двух измерениях и внезапно открывает стереоскопическое зрение – и понимает, что стоит на краю высокого обрыва. «Голова начинает кружиться, когда заглядываешь так глубоко в пропасть времени», – писал Джон Плейфэр, близкий друг пионера геологии Джеймса Хаттона, в 1788 г.