Гребневики прожорливы, быстро размножаются и, если их не остановить, могут захватить целую экосистему. В начале 1980-х гг. гребневик мнемиопсис (Mnemiopsis leidyi) впервые попал в Черное море, вероятно, с балластными водами одного из североамериканских кораблей. К лету 1989 г. этот гребневик расплодился и стал поедать планктон в таких масштабах, что это привело к так называемому «хамсовому кризису»{50}
в местном рыболовстве. К 1990 г. он пробрался в Каспий с не менее катастрофическими последствиями. В конце 1990-х в Черное и Каспийское море был завезен еще один чужеродный вид гребневика, питавшийся первым, и стал быстро завоевывать пространство. К началу XXI в. популяции обоих видов стабилизировались, а вот другие виды животных так и не восстановили свою численность.Виновато в этой катастрофе человеческое легкомыслие: ведь именно люди принесли в уязвимую экосистему чуждую ей форму жизни. В своей естественной среде обитания, в экосистемах, где они появились, гребневиков сдерживают более крупные хищники, так что они не представляют угрозы для сбалансированной системы. Мне они кажутся особенно прекрасной частью динамического целого. Хотя гребневики красивы и сами по себе, для меня эти сияющие разноцветные организмы – символ оргастической красоты природы.
Оргазм воспевается во многих великих произведениях искусства (и не только великих… и не только искусства). Например, слова песни «Возвращайся» (Come again) Джона Доуленда звучат не менее волнующе, чем 400 лет назад. Этюд Шопена до мажор № 1 исполнен такой страсти, что требует от пианиста фантастической виртуозности. Страсть движет Уолтом Уитменом, когда он пишет «О теле электрическом я пою» (I sing the body electric) («Если что-нибудь священно, то тело людей священно»{51}
). Было бы здорово, если бы такое же чувство восхищения почаще проникало из искусства в биологию.Насколько мы можем судить, большинству видов нравится заниматься сексом. Технологии позволяют нам слышать стоны и хрипы трески в 105 дБ в период икрометания в Атлантическом океане. Или, например, весной мы наслаждаемся пением птиц, «изливающих душу». (Зоолог Норман Беррилл отлично это выразил: «Быть птицей – значит ощущать жизнь острее, чем другие виды животных, включая человека. У птиц горячее кровь, ярче цвета, сильнее эмоции… они живут в мире, где есть только настоящее, наполненное радостью.) Даже относительно примитивные виды, такие как кубомедузы, устраивают при спаривании сложные «танцы». Но, несмотря на все это, многие ученые предпочитают не касаться вопросов наслаждения животных, опасаясь, что это может скомпрометировать их. Например, в забавной и информативной книге Оливии Джадсон «Каждой твари – по паре. Секс ради выживания»{52}
всего два упоминания об оргазме, хотя она в подробностях описывает сексуальное поведение сотен видов животных. Джонатан Балькомб отмечает, что большинство работ о сексуальных отношениях у птиц, многие из которых находят одного партнера на всю жизнь, рассказывают в основном об агрессии, а не о нежности.Древнеримский поэт-материалист Лукреций в первых строках своей поэмы «О природе вещей» призывает Венеру, богиню любви, изобилия и возрождения, помочь ему рассказать историю жизни. Даже бог войны Марс, пишет Лукреций, смиряется перед ее красотой, а их дочь Конкордия – любовь, объединяющая всех людей. Вечный мир – это всего лишь иллюзия? Возможно, Лукреций, как шарлатан из одной старой баллады, просто «колдует с именами радуги и пригоршнями морской воды». Но даже если это так, танец материи и живые формы, которые создаются при этом, Венерин пояс, например, – просто удивительны. Смерть, считает Лукреций, уничтожает существующие конфигурации атомов и создает новые:
…заставляя все вокруг
Менять форму и цвет и испытывать чувства…
И через мгновения отдавать их опять…
Водяной медведь, или тихоходка
Тип: тихоходки
Охранный статус: не присвоен
Да возрадуется Хуза морскому котику, прозорливому и игривому.
Космос – место что надо.