Читаем Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга вторая полностью

Впрочем, эти мои суждения примитивны. Как говорят, всякая литература хороша, кроме скучной. И зря я завел этот разговор.

Хирургические дела таковы: в понедельник было две операции, аортальный клапан и сложный межпредсердный дефект. Прошли хорошо.

Директорские дела: приходил тесть нашего доктора Ш. (пожилой, с планками участника боев). Жаловался, что бросил дочь с ребенком, платит 17 рублей алиментов и еще отсуживает комнату. Будто бы это уже второй его заход: брак, ребенок, развод. Больше всего в этой истории меня возмутили претензии на комнату. Вот подлец! Если уж случаются неудачи с женами, забирай чемодан и уходи. Аморальных типов нельзя допускать в хирургию. "Горячее сердце, холодная голова и чистые руки" - выражение про хирургов, уже ставшее банальным. Сердце, голова - желательно, но руки, в смысле честности, - непременно.

Трудности с общественной работой: не ходит народ на "мероприятия". Миша Атаманюк без конца взывает к заведующим отделениями, чтобы обеспечили явку. С него райком требует. У нас триста комсомольцев, а на собрание, посвященное апрельскому Пленуму, пришло только тридцать.

Дневник. 22 июня. Суббота, 11.30.

Годовщина начала войны. По времени - еще не говорил Молотов, и было воскресенье, чудесный летний день.

Сегодня тоже хорошо. Сидел во дворе на своей красной скамейке. Светит солнце, дует теплый ветер, запах леса после дождя, "розы красные цветут, гордо и неторопливо", пичуга повторяет - "чи-ци", - чи-ци"... Голова Чари лежит на моей голой стопе... "И тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения..."

Нет, наверное, не так барахтается, как у Маяковского, - очень разница большая. Какие могли быть заботы у молодого поэта ("Что может хотеться такой глыбе?"). А тут постоянно, ежедневно, реальные смерти и изредка радости воскресения из мертвых.

Каждая драма оставляет царапины на сердце. Вчера получил письмо от матери умершего после операции ребенка, с тетрадой Фалло (не мой). Не может примириться с потерей. Умер от мозговых осложнений. Писала хирургу. Тот ответил: "К сожалению, бывают случаи..." Для нее этот случай - "единственный и непереносимый". Какой-то идиот из ассистентов сказал матери сразу после операции: "Главное сделано, теперь будет все в порядке". Она подозревает халатность. Что я ей отвечу? Халатности не было, почти уверен, но мальчик все равно не должен был умирать. Все во мне восстает против этих смертей.

Никак не могу выйти из круга мыслей о работе. После двух операций в четверг - это шесть часов - еще читал лекцию против алкоголя на одном большом заводе. Сам напросился - "для рабочих" (их 2 тысячи числится). Полный зал, около пятисот человек. "Поднимите руки рабочие мужчины!" Поднялись две руки. Пришли одни интеллигенты и женщины.

Миф о пролетарии-гегемоне... Никогда я не мирился с идеей, что бедные изначально являются носителями добродетелей. Еще с детства, в деревне, как бедняк - так лодырь и пьяница. Конечно, не всем честным работягам удается жить в достатке, но уж не бедствовать. А в нашем обществе - тем более. Есть голова и руки - можешь достигнуть. Чего достигнуть? Скажем, среднего уровня. Разбогатеть наша система не позволяет. В сравнении с Западом очень плохо живем, но и работаем плохо.

К примеру, в нашем институте с тем же штатом можно бы делать вдвое больше операций. Впрочем, мы - особые. Мы бы делали, больных нет.

Нет, Амосов, не получился у тебя экскурс в политику. Но о гегемоне - уверен. Это только в XIX веке Маркс мог придумать. А Иисус Христос? Он первый сказал о благодати бедных. Вот и подумаешь.

Дневник. 29 июня. Суббота, утро

Дела служебные. В среду приезжал министр Л.Я.Романенко "поговорить об интенсификации в свете апрельского Пленума". Представил ему сведения за полугодие. Смертность ниже 5 процентов, почти 1900 операций. Вот если бы качество получше!

Потом министр смотрел Институт, и мы оказались в полном провале. В операционной обвалились плитки. На этажах всюду трещины, пятна на стенах. Даже в моем кабинете потолок с потеками (уже три года). "Обшарпанность". Требуется ремонт. Теперь модна реконструкция, поэтому министр обещал дать миллион, но не раньше 87-го. Сказал, чтобы готовили документацию.

Мне было стыдно: за операциями и смертями просмотрел огрехи, которых можно бы избежать. Поэтому в четверг утром обошел этажи. Хорошо, что министр не заглянул в ванные комнаты. Дом был построен плохо, перекрытия между ванными не загерметизированы, вентиляция не работает, потолки и стены черные. Осенью я проверял, давал указания - ничего не выполнено.

В пятницу на конференции рассказал о визите министра. Предложил: каждое отделение делает мелкий ремонт своими силами. Администрация обеспечивает материалами.

Дневник. 3 июля. Среда, утро

Сижу дома, день отдыха и размышлений. И грусти. Мучителен этот год: физическая слабость, такая неожиданная, пригнула мой дух. Никак не приспособлюсь и внутренне еще не верю, что это уже насовсем

Перейти на страницу:

Все книги серии Книга о счастье и несчастьях

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное