Книга о странных вещах

— У меня выпускной скоро, — сказала Лина. — Надо матери написать, чтобы платье сшила к выпускному. Все красивые будут, а я что, в старой юбке на вечер пойду?

— Ой, да не рыдай, не рыдай, — сказал Седик. — Будет тебе платье и не хуже, а лучше, чем у других — я уже в лес лен отнес.

— Басяева, — строго сказала от двери воспитательница. — Ты почему распорядок нарушаешь? А ну спать! Взрослой себя почувствовала? С кем ты там разговариваешь?

А Лине как раз совсем не хотелось чувствовать себя взрослой, ей хотелось опять быть маленькой, и чтобы отец был живой. Он ее любил, никому бы не позволил обидеть.

— Все, — шепнула Лина домовому. — Я сплю. Знаешь, что я хочу во сне увидеть?

— Знаю, — тихонько сказал Седик. — Только это уже как получится. У меня со снами всегда плохо получалось.

Но все у него в эту ночь получилось, Лине приснился сон про деревню, и отец в этом сне был живой, и мать счастливая.

И вообще все было хорошо.

Так хорошо, как в жизни не бывает. Только во сне.

Глава десятая

А время шло.

Наступил клейкий и зеленый май. Небо поголубело. Липы у забора интерната налились соком, весело засверкали в синем небе золотые купола церкви. Незаметно пришло время экзаменов.

— Ой, Линка, — растерянно и испуганно сказала Янка. — Я боюсь.

А чего бояться? Пришло время вступления во взрослую жизнь. Экзамены были просто чертой, которая отделяла их детство от вступления в мир, где можно было надеяться только на себя.

— Мать приедет, — сказал вечером Седик. — Платье на выпускной вечер тебе привезет.

— Тебе в институт надо поступать, — сказала Татьяна Сергеевна. — В медицинский. — И, вздохнув, добавила: — Твой дар использовать надо. Чтобы людям хорошо было.

Но у Лины были сомнения на этот счет. Ведь как получалось? Каждый раз она старалась, каждый раз хотела хорошего, а что получалось? Она и так старалась жить незаметнее, старалась не показывать того, что умела. Аумела она многое. По картам гадала, по фотографии могла определить, что у человека болит и вообще — живой ли он. А главное — тайно все научилась делать. Лечила на расстоянии. Когда Вику Авдееву из восьмого «а» в карантин уложили с подозрением на скарлатину, Лина из коридора ее лечила. Наутро, когда врачи приехали, они только руками развели — здоровая девочка, какая температура была? Тридцать девять и пять? Не может быть!

Даже Седик удивлялся:

— Ну, ты даешь! Бабка такого никогда не умела.

Ночами Лина улетала.

Смотрела с высоты на темную землю, где правильными рядами горели желтые уличные фонари и окна домов. Облака влажно обнимали ее тело, луна светилась над головой, и звезды подмигивали, словно подбадривали Лину — мы здесь, не робей! Лина становилась на краю облака и начинала танцевать, горделиво жалея, что некому ей свое умение показать, и принца прекрасного, похожего на молодого Баталова, рядом нет. И она кружилась среди звезд, и звезды кружились вокруг нее. И было у Лины ощущение окружающей пустоты и одиночества.

Семнадцатый год ей шел.

А семнадцать лет — это время, когда ужасно хочется любви, только Лина тогда этого не понимала. Она историю с Колькой помнила. А сами понимаете, обожжешься на молоке, на холодную воду дуть станешь.

Они с Янкой готовились к экзаменам, а в свободное время бегали в кино на улицу Герцена. Там контролершей работала девчонка, которая когда-то в их интернате жила, она их жизнь понимала, и когда звучал третий звонок, всегда пускала интернатовских воспитанников в зал. И Лина с Янкой смотрели иностранные фильмы про Тарзана, еще смотрели советские фильмы с красавчиком Баталовым, с Ильинским и большеротой белокурой Ладыгиной в главных ролях. Смотрели и завидовали, потому что любовь в фильмах была такая, просто жуткая, дух от нее захватывало! Линка дала Янке свою любимую книжку «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви». Янка прочитала, вздохнула и, глядя куда-то в сторону, сказала:

— Так не бывает. Все выдумал этот Фраерман. Пойдем лучше в кино. Сегодня фильм крутят с Омаром Шарифом. Он просто душка!

Линке Омар Шариф не нравился, был он какой-то прилизанный, черноусый и тем похожий на таракана, но вслух она ничего не сказала, и они с Янкой пошли в кино. Вот тогда-то все и случилось.

Они выходили из кинотеатра, когда к ним подошел молоденький летчик в темно-синей форме с голубыми петлицами и золотым шитьем на погонах.

Летчик сам был малиновый от смущения, но ничего себе — кудрявый такой, стройный, пусть и невысокий.

— Девушки, — сказал он, запинаясь, — а давайте познакомимся? Меня Сашей зовут.

— А меня — Яной, — сказала Янка и посмотрела на подругу, которая от смущения спряталась за ее спину. Но Янка была маленькая, спрятаться за нее было невозможно, и Лина обреченно подала летчику руку, уже понимая, что это все — летчик ей нравился, и с этим чувством ничего нельзя было поделать.

А потом они гуляли по парку, и летчик Саша купил им по мороженому.

А потом Янка куда-то делась, и они остались одни.