Книга о судах и судьях

— И это я придумал. Один купец в нашем городе перед смертью завещал не передавать имущества его сыну, пока тот не достигнет совершеннолетия. Ко мне стали приходить родные и просить передать сыну наследство, уверяя, что он уже совершеннолетний. И наконец я, чтобы убедиться в его совершеннолетии, приказал совершить этот мерзкий поступок.

— Мудрое решение! Но скажи мне, почему кадий велел вырвать один глаз у портного, а другой — у хаммала.

— Да ведь и это я придумал, — сказал кадий. — Этот портной совершил тяжкое преступление. И я вынес решение вырвать ему оба глаза. Потом вижу я, что это грешно, ведь каждый человек нуждается в обоих глазах, кроме хаммала, которому достаточно и одного. Вот потому я велел заменить один глаз портного глазом хаммала.

— Хвала тебе! Хвала! — воскликнул праведник. — Мудрое решение ты вынес. Но почему тот имам в мечети во время совершения намаза поднимает ногу над головой?

— И это я придумал! — воскликнул кадий. — Да потому, что когда имам шел в мечеть, то угодил одной ногой в нечистоты, а настала уже пора намаза, собрались правоверные, и у него не было времени помыть ноги. И тогда я посоветовал ему во время намаза не касаться молитвенного коврика оскверненной ногой.

Удивился праведник, попрощался. Было у него две ноги, так он еще две взял взаймы и поспешил в родной город. «Хоть и развратен наш город, но все-таки намного лучше других», — сказал он себе.

Персидская, 102, 180

181. Как Ахмет-Ахай разоблачил бахчисарайского кадия

[...Однажды увидел Ахмет-Ахай] — едет один человек с женой верхом на ослице. Когда они поравнялись с ним, он притворился слепым и стал просить их:

— Если можно, возьмите и меня, пожалуйста, с собою. Хозяин был добрый человек, пожалел слепого. С ослицы слез и посадил его впереди своей жены.

По приезде в город хозяин-муж говорит сидящему на осле Ахмет-Ахаю:

— Мы уже приехали. Теперь можешь сойти на землю. Тот отвечает:

— Почему я должен со своего осла слезать на землю?

— Что за вздор плетешь? Разве это твоя ослица? Ты еще скажешь, что и эта женщина — твоя жена?

— Конечно, если жена моя, я иначе и говорить не буду.

— Ты в своем уме? Как она может быть твоей женой, если она моя жена?

Начался спор. Собрался народ. Что такое? Что произошло?

Муж своей жены говорит людям;

— Пожалел я слепого и уступил ему свое место впереди жены. Теперь он говорит, что и ослица его, и жена тоже его.

— Слушайте его поменьше, — закричал Ахмет-Ахай. — Он пользуется тем, что я слепой, хочет у меня отбить и жену, и осла. Люди добрые, заступитесь за меня!

Спорящих направили в суд к кадию.

Кадий предложил Ахмет-Ахаю говорить первому, и притворщик начал:

— Света белого я не вижу, вот он и хочет воспользоваться моей слепотой, забрать осла.

А сам хлопает себя рукой по груди, где у него был спрятан камень, — дает кадию понять, что приготовил для него хороший подарок.

Тут кадий спрашивает хозяина ослицы:

— Ты утверждаешь, что животное, на котором ехал этот слепец, твое. Так ответь же мне: осел это или ослица? Тот отвечает:

— Ослица.

— А ты, любезный, что скажешь? — обращается кадий к Ахмет-Ахаю.

— Осел, — отвечает тот.

— Вот мое решение, — говорит тогда кадий. — Тот, кто ехал с женщиной на осле, может взять ее. А осла я поставлю в мой ослятник, где он будет находиться до тех пор, пока не разродится осленком, и тогда ты, называющий себя хозяином ослицы, получишь ее. А если пройдет положенный срок и осленка не будет, приходи за ним ты, называющий себя хозяином осла.

Человек, проигравший все, что имел, хватает себя за волосы и кричит:

— Что же я наделал, Аллах небесный мой! Неужели я потерял разум?

И тут Ахмет-Ахай сказал:

— Не плачь, уважаемый хозяин. Жена твоя мне не нужна. И ослица как была твоя, так твоей и останется. Я не слепой с большой дороги, а, как и ты, зрячий. Но ведь и слепой может разглядеть, как бессовестно судит наш многоуважаемый кадий [...][144]

Татарская. 73, 208

182. Халат верховного казия

Возвращаясь поздно ночью от больного, Насреддин Афанди увидел на улице лежащего без движения человека.

Подошел Афанди, посветил фонарем и видит: лежит в пыли и грязи верховный казий Бухары, совершенно пьяный.

— О, — сказал Афанди, — за одну пиалу вина ты, господин верховный казий, приговариваешь несчастного к наказанию по сорок палок. Интересно, сколько ты выпил пиал, если валяешься здесь, как свинья, потеряв человеческий облик!

Пинком ноги Афанди перевернул безжизненное тело, снял с верховного казия шитый золотом халат и чалму и отправился домой.

Верховный казий был настолько пьян, что только на рассвете очнулся. С трудом он поднялся и, крадучись, пробрался в свой дом.

Здесь только верховный казий осмотрелся и увидел, что раздет, а его дорогой золотошвейный халат и чалма индийской кисеи исчезли.

Возмущенный тем, что какой-то вор осмелился ограбить его, самого верховного казия, он решил во что бы то ни стало найти преступника и предать его мучительной казни.

Вызвал он полицейских и приказал им: