Книга о власти над собой

Однажды, вскоре после того, как я научился использовать оттенки чувств для проведения в жизнь изменений, он попросил меня помочь ему обуздать эту его безумную тягу, стоящую на пути к здоровому образу жизни. Я попросил его вернуться к внутреннему представлению о том, как он ест жареного цыпленка по-кентуккийски. Через мгновение у него уже буквально потекли слюнки. Тогда я попросил его описать визуальные, слуховые, кинестетические и вкусовые оттенки чувств этого внутреннего представления в самых мелких деталях. Изображение получилось превосходным: натуральной величины, динамичное, сфокусированное и цветное. Он даже слышал, как говорит сам себе: «Да это же так вкусно!» – и он видел, как ест этого цыпленка. Ему особенно нравилась хрустящая корочка и теплота мяса.

После этого я попросил его представить себе самую отвратительную, по его мнению, пищу, которую он просто ненавидит и воспоминание о которой вызывает самые неприятные ощущения у него в желудке, – это была морковь. (Я знал это и раньше, так как всегда, когда я пил морковный сок, он просто зеленел.) Я попросил его описать во всех деталях оттенки чувств, которые он испытывает к моркови. Он даже не хотел думать об этом. Ему сразу же стало нехорошо. Он сказал, что морковь, которую он видел в своем воображении, располагается у него где-то внизу и слева, в то время как цыпленок – вверху и справа. Образ моркови был темным, меньше, чем в действительности, неподвижным и очень холодным. Его слуховое представление было: «Фу, какая гадость! Как такое можно есть? Я это ненавижу!» Его кинестетические оттенки чувств делали морковь скользкой, разлезшейся массой (обычно когда морковь переварена). Я предложил ему мысленно съесть немного такой моркови. Тут ему стало совсем плохо, и он сказал, что не может сделать этого. Я спросил: «А если бы тебя заставили съесть, что бы ты чувствовал?» Он ответил, что его, скорее всего, стошнило бы.

Выявив разницу в его ощущениях между кентуккийским жареным цыпленком и морковью, я спросил его, хочет ли он поменять местами свои ощущения, возникающие в отношении этих двух продуктов, чтобы получить полезные для здоровья результаты. Он сказал, что хочет, но таким безнадежным тоном, какой мне доводилось слышать и раньше. Поэтому мне пришлось заставить его поменять местами оттенки чувств. Я попросил его представить в своем воображении цыпленка и переместить его вниз и влево. Немедленно на его лице появилась гримаса отвращения. Я попросил его сделать это изображение темным мелким и неподвижным и сказать себе: «Эта еда отвратительна! Я не хочу ее есть! Я ненавижу ее!», причем сделать это в такой тональности, которую он ранее использовал для моркови. Я попросил его представить цыпленка, ощутить, какой он мягкий, холодный, скользкий, с привкусом прогорклого жира внутри. Лицо у него снова передернуло. Я попросил его съесть кусочек, и он сказал, что не может. Почему? По той причине, что цыпленок теперь давал в его мозг такие же сигналы, как ранее морковь. Поэтому он испытывал по отношению к цыпленку те же ощущения, что раньше к моркови. Наконец я заставил его мысленно съесть кусочек цыпленка, и он еле пробормотал: «Мне кажется, меня сейчас вырвет!»

С его представлениями о моркови я проделал манипуляции противоположного характера. Я попросил его переместить это изображение вверх и вправо, увеличив картину до натуральной величины, сделать ее яркой, сфокусированной, цветной и динамичной, при этом сказать самому себе: «Ах, это выглядит так аппетитно!» Я попросил его откусить кусочек морковки, почувствовать теплоту и хрустящую текстуру… С тех пор он полюбил вареную морковь. В этот же вечер мы отправились в ресторан поужинать, и он заказал морковь впервые в своей сознательной жизни. Надо сказать, что наш путь лежал мимо закусочной «отставного полковника», и мы преодолели его благополучно – безо всяких эмоций…

В течение пяти минут мне удалось проделать что-то похожее и с моей женой Бекки. Я сумел переключить ее оттенки чувств с жидкого шоколада (сладкий, маслянистый, вязкий) на ту еду, к которой она питала отвращение, на устрицы – скользкие, безвкусные, с неприятным запахом… С тех пор она больше не притрагивалась к шоколаду.