«Нет никакой магии, не существует. Или есть, но не работает. Или работает, но неправильно. Вот садишься и начинаешь, делаешь, как учили. Кто, кто научил? Неважно, много было желающих, чуть меньше – умеющих, и один, кто наказал смотреть за людьми, как они правят странную тайную службу – вроде ни над чем, ни о чём, ни для кого. И ты, как они, не спеша, вытягиваешь длинную белую руку, тянешь её и тянешь, не секунду-другую, а день за днём. Змеится по улице, когда надо – поднимается над домами; иногда уходит в землю, перетекает в воду; когда прорастёт, а когда взлетит. Дотянется – и тронет. Чаще – висок. Потом затаится – ведь такие бывают, что и отрубить могут. Через положенное время вернётся – погладит глаза. А потом вдруг ткнёт в живот, без шуток, печень найдёт и двинет. После губ коснётся, будто поцелует. Серия ударов – быстрых, коротких, летучих.
Оставит в покое. А потом не скрываясь возьмёт за сердце и прижмёт. Да много разного есть. Или словами, или предметами, или чем захочешь можно. Одна беда: когда его, наконец, прихватит, так плохо станет, что лучше бы не родился, – даже и тогда он не подумает о тебе. «Хреново, скажет, помираю». Ляжет, в самом деле, и помрёт. Или выправится.
Но так о тебе и не подумает».
Грех празднословия
Как всякий живой, я не знаю, что там, в аду. Предполагаю только, что всё те же наши страхи и неудобства, усиленные до невыносимости, а здесь можно поймать слабую тамошнюю тень и умножить её на самую большую цифру, какая придёт в голову.
«Я безумно тебя хочу» «:)»
Из вечера в вечер смайлик является достаточным ответом, но однажды к вялой этой фразе в самом деле приливает кровь, да так, что тело корчится, пальцы скрючиваются, а сердце (при чём тут сердце? – а при том) медленно разрывается, открываясь безобразной и сладкой раной. И ты трясущимися руками выводишь эти огненные буквы и получаешь предсказуемое:
«Я безумно тебя хочу» «:)»
Или так:
«Мне больно» «Извини»