Книга оборотней

«Incubi sepe improbi existunt mulieribus, et earum peragunt concubitum, quos demones Galli dusios nuncupant» («Инкубы шестиногие дурные являются женщинам и возлежат с ними — тех демонов галлы называют dusios»). В том же лексиконе находим еще один фрагмент: «Vilkodlaci, incubi, siue inuidi, ab inuiando passim cum animalibus, unde et incubi dicuntur ab incubando homines, h. e. stuprando, quos Romani faunos ficarios dicunt» («Говорят, что оборотней и инкубов можно видеть в изобилии среди животных, но, когда спят, они люди — таков их порок; римляне называют их faunos ficarios»).

Сходные представления об оборотнях бытуют в Армении, о чем можно судить, в частности, по следующей истории, включенной фольклористом Августом фон Хакстаузеном в сборник «Транскавказия» (Trans-Caucasia. Leipzig, I, 322): «Как-то раз один человек увидел пробегавшего мимо волка с ребенком в зубах. Мужчина погнался за зверем, но в конце концов отстал. Идя по следу, он наткнулся на детские ручки и ножки, а чуть дальше, в пещере, увидел волчью шкуру и швырнул ее в огонь. Тут же перед ним появилась женщина, которая с диким воем бросилась доставать шкуру из костра. Мужчина изо всех сил старался помешать ей в этом. Как только шкура догорела, ведьма растворилась в дыму костра».

В Индии весьма популярно учение о метемпсихозе (переселение душ), непосредственно связанное с различного рода превращениями. Некоторые черты традиционных верований в оборотничество присутствуют во всех религиях, на которые оказал влияние буддизм. В Тибете, на Цейлоне и в Китае большинство жителей до сих пор считают, что люди могут принимать обличье животных.

В «Панчатантре»^{75} есть сюжет о сыне брахмана, на которого наложили заклятие, так что днем он превращался в змею, а ночью — обратно в человека.

Отец Викрамадитьи^{76}, сын Индры^{77}, был обречен дни проводить в обличье осла, а ночи — в образе человека.

А вот более современная индийская сказка: некий принц решил жениться на обезьяне, в то время как его братья предпочли взять в жены прекрасных принцесс. На пиру, который дала королева в честь своих падчериц, она предстала перед всеми дивной красавицей в дорогом наряде: в честь праздника она сняла обезьянью шкуру и обрела человеческий облик. Тогда принц прокрался в комнату жены и сжег ту шкуру, чтобы предотвратить обратное превращение.

Натаниэль Пирс в сочинении «Жизнь и приключения Натаниэля Пирса, описанные им самим во время пребывания в Абиссинии в 1810–1819 гг.» (Лондон, 1831) рассказывает об одном абиссинском суеверии, весьма сходном с аналогичной европейской традицией.

В Абиссинии золотых и серебряных дел мастера ценятся очень высоко, в то время как на простых кузнецов там все смотрят с презрением и едва ли не считают низшими существами. Соплеменники приписывают им способность превращаться в гиен и прочих хищников. Также считается, что кузнецам ничего не стоит навести порчу, доведя выбранных жертв до конвульсий и истерических припадков. У народа амхара эти злодеи зовутся буда (Buda), у народа тигре — теббиб (Tebbib). Мусульмане и иудеи также верят в подобных существ. Буда отличается от обычных людей тем, что носит в ухе золотую серьгу. Исследователь Коффин утверждает, что сам видел гиен с серьгами в ушах и даже подстрелил нескольких, но так и не смог понять, откуда у зверей эти украшения.

Буда не только может превращаться в гиену, ему приписываются и другие странные деяния: якобы такие, как он, по ночам разграбляют могилы. Еще буды на дух не переносят сушеное мясо, зато обожают свежую дичь, особенно если присутствовали при ее умерщвлении. Тот же Коффин рассказывает историю, свидетелем которой он стал.

Среди его слуг был один буда. Как-то раз вечером он пришел к хозяину и попросил позволить ему отсутствовать на следующее утро. Коффин дал разрешение и занялся каким-то делом, как вдруг услышал крик другого слуги: «Смотрите, буда превращается в гиену!» Коффин взглянул туда, куда указывал слуга. И хотя он сам не увидел процесс превращения, но вместо юноши, ушедшего в том направлении, шагов в сотне от дома он заметил гиену, трусящую прочь по пустой равнине, где не было ни дерева, ни кустика, за которыми мог бы укрыться исчезнувший буда. Назавтра, едва слуга-оборотень пришел на работу, все прочие слуги стали расспрашивать его о вчерашнем превращении. Буда ничего не стал отрицать и оправдал свое поведение особенностями собственной природы.