Читаем Книга Одиночеств полностью

Книга Одиночеств

Мама-завуч пришла в ужас. По ее мнению, хорошей девочке следовало сперва закончить институт, а уж потом «думать про замуж».

Верочка была в отчаянии, но маму ослушаться по привычке боялась. Да и жить им, кроме как с мамой, было, надо понимать, негде.

И тут всех спасла наша находчивая Сабина. Она пошла к своей коллеге, завучу Тамаре Владимировне, и внушительно сказала:

— Ты что, Тамара?! А вдруг завтра атомная война? Все равно всем погибать. Пусти Верку замуж, пусть хоть чуть-чуть девочка поживет, порадуется.

Тут надо, наверное, напомнить, что в ту пору, в начале 80-х, население СССР очень боялось атомной войны. Ожидание атомной войны — это был такой фон, на котором протекала повседневная жизнь простых советских людей, веровавших в газеты и телевизор. Это была вполне серьезная страшилка. Помню, когда по телевизору прервали фигурное катание, чтобы сообщить страшным дикторским голосом экстренную новость про очередной полет космонавтов, наш сосед дядя Боря попал в больницу с сердечным приступом: думал, сейчас войну объявят. И таких, как он, было очень много.

И крикучая завуч Тамара Владимировна действительно устыдилась, испугалась, пустила Верочку замуж, отдала молодым комнату в трехкомнатной хрущобе и даже возлюбила курсанта Олега, который оказался вполне положительным молодым человеком.

Лет пять спустя они случайно встретились мне на улице Космонавтов. И не вдвоем, а втроем. Завуч Тамара Владимировна в обычном своем платье-чехле, рыжий Олег в военной форме и Верочка в каком-то жутком ситцевом халате. В ту пору не было ничего страшнее ситцевых халатов, этой бабьей униформы приморских городов.

Верочка поправилась килограмм на двадцать, не меньше. И ее муж Олег тоже почему-то растолстел. Им обоим, напоминаю, было в ту пору года по двадцать три примерно. А выглядели они как совсем взрослые дядька и тетка, почти ровесники Верочкиной мамы. Грузные, усталые. Шли, ели мороженое из вафельных стаканчиков, переругивались — беззлобно, по привычке, что ли. Меня они, по счастью, не опознали. Останавливаться, спрашивать как дела и отчитываться о своей жизнедеятельности не пришлось.

«Лучше бы, что ли, и правда атомная война случилась, — подумалось мне тогда. — Для Верочки — так точно лучше бы».

Но было уже поздно что-то менять.

Ну и к тому же если из-за всякой глупенькой Верочки атомную войну развязывать — это уж вовсе ни в какие ворота. Боеголовок, пожалуй, не напасешься.

Эта книга посвящается Косте,

с которым мы раскопали в шкафу брошюру с буквами так называемой «семафорной азбуки», — это когда моряки флажками машут.

В связи с этим тут же почти случайно придумалась сказочка.

Дескать, жил в удаленной деревеньке попик (не имеет значения, какой конфессии, значение имеет лишь тот факт, что деревенька глухая совсем, без радиоточек и телевизионных антенн). И вот однажды заезжие шутники, столичные туристы рассказали попику, что он, дурак, тут сидит и не знает: ученые уж давно научно доказали две вещи. Во-первых, бог есть. Во-вторых, бог глухой. Совсем ничего не слышит.

— Ты, — говорят попику заезжие шутники, — завязывай со своими молитвами-сутрами-мантрами. Чего зря бубнить? Ты, — предлагают, — давай, учи семафорную азбуку. Будешь богу флажками махать. Авось поймет.

Порвали на флажки старые кальсоны, помогли попику приладить их к веткам, поглядели, как бедняга машет с колокольни-пагоды-минарета, поржали, уехали.

Меж тем молитвы того попика, ясен пень, теперь сбываются. Мгновенно, стоит лишь просигналить. Он, простая душа, ничего особенного не просит, превратил свою деревеньку в рай на земле и счастлив. Еще и благословения своим приятелям-насмешникам выпрашивает ежедневно. Те уж лучатся холявной благодатью, а ее все прибывает.

С молитвами — с ними всегда так, обычное дело. А странствующие шутники, каковы бы ни были их помыслы, благословенны. Тоже обычное дело.

Боюсь, еще немного, и я стану рассказывать эту историю как байку из жизни. Дескать, мимо той деревни проезжать доводилось, и попика с флажками мне показывали мужики с бензоколонки.

Я уже почти вспоминаю, как это было. Лето, июнь, дождь, до Москвы осталось 728 километров.