Книга Одиночеств

Но вот несколько месяцев назад возлюбленный мой метафизический ужас снова посетил меня впервые за много лет. Это было так же неожиданно, как в детстве, при столь же комфортных, ни к чему не обязывающих обстоятельствах. В момент установки джезвы на чисто вымытую электрическую плиту, с ломтем персика во рту и телефонной трубкой в воздетой деснице. Что за фигня?…

Мне бы, пожалуй, следовало бы испугаться, принять меры какие-нибудь. К психотерапевту, что ли, смотаться. Колес каких-нибудь сладостных, что ли, пожрать. А вот нет же. Напротив, чувствую, что вот теперь в жизни все наконец-то снова правильно. Пусть себе бездна всматривается в меня, на здоровье. Мне нравится жить, имея субъективные, но наглядные доказательства ее (бездны то есть) бытия.

И что скажете, доктор?

Говорите, жизнь готовы положить, чтобы испытать однажды этот ни с чем не сравнимый, тошнотворный, волю и тело парализующий кошмар?

Что ж, вы грокнули «Термин „грок“ позаимствован у Р. Хайнлайна; приблизительное значение: „испить во всей полноте“», доктор.

Эта книга посвящается Ю.,

который говорил мне в отчаянии:

— Я вообще-то очень добрый. Я хочу в саду сидеть, чтобы упитанные, тугие кролики вокруг скакали, гладить их хочу и кормить… А судьба так все поворачивает, что вокруг мудаки, мудаки, мудаки и никаких кроликов! И я тогда вскакиваю, хватаю, образно говоря, свой самурайский меч и… Но мудаки умеют вовремя прятаться. Только я схвачу меч, а они уже попрятались! И вот я стою, как хуй на именинах, а вокруг — ни мудаков, ни кроликов…

Эта книга посвящается Шуле,

без которой моя учеба в старших классах средней школы была бы совсем уж безрадостным и бестолковым занятием.

Шуля, она же Ленка, она же ШЕФ (первые буквы фамилии, имени и отчества) появилась в моей жизни, когда мы все перешли в девятый класс.

Восьмой «Г» расформировали, и всех, кто не ушел в ПТУ или в математический класс, присоединили к нам. Шуля, большая, красивая, с золотыми кудрями до плеч и огромными пушистыми ресницами, уселась рядом со мною на первом же уроке, да так и осталась рядом — на два года.

Мы были очень разные. Мы читали разные книжки, носили под сердцем разные страхи и видели разные сны. Но пока мы были рядом, это не имело никакого значения. Вместе нам было хорошо. Такой почти необъяснимый, почти физиологический кайф: увидим друг дружку, и как пьяные.

Так весело, как нам, вряд ли было хоть кому-то во всем городе. Мы ржали практически все время, по любому поводу и без таковых — просто от избытка жизненных сил. Когда говорить было не о чем, а для смеха совсем уж не находилось повода, орали фальшивым дуэтом, в две луженые глотки, песенку из мультфильма про капитана Врунгеля: «Мы бандито, гангстерито…» После второй строчки можно было с легким сердцем начинать ржать: надо собой, над песенкой и над изумленными лицами прохожих.

Время творило с нами странные вещи. Пойдем, бывало, после школы провожать друг дружку — обычное дело, сначала я ее до подъезда, потом она меня, благо жили в разных концах микрорайона, потом снова я ее, и еще раз, — глядишь, а солнце уже за горизонтом скрылось, семь вечера на дворе, а мы, психи ненормальные, в школьной форме и с портфелями по улице бродим.

Когда в самом конце десятого класса у меня окончательно снесло крышу на почве увлечения поэзией, карточными играми и экскурсиями по городским крышам, наша с Шулей дружба начала понемногу иссякать. То есть в школе все было по-прежнему, а в прочее время мы уже почти не встречались. Отговаривались подготовкой к экзаменам, хотя ежу понятно: ни к каким экзаменам мы не готовились. Делать больше нечего.

После выпускного вечера мы виделись лишь дважды, случайно, и лучше бы вовсе не, — но кто ж меня спрашивает?

То-то и оно.

Эта книга посвящается прекрасному незнакомцу из кафе «Кортилье»,

который вдруг, ни с того ни с сего подсел за мой столик и рассказал отличную не то байку, не то притчу, не то просто сказку.

Пересказывать придется своими словами, понятно. Чужих слов у меня для вас нет.

Итак, в незапамятные времена, в некотором потаенном месте жил некий прекрасный и добросердечный юноша. По профессии он был, скажем, ученик алхимика, а по призванию — Спаситель Человечества.

Ну, то есть юноша и правда был очень хороший человек. По ночам он ходил на службу, где исправно толок в ступе ногти василисков, проворачивал в мясорубке гангренозные конечности и специальным совочком собирал по углам помет летучих мышей — обычные будни обычного ученика алхимика. А на рассвете, засыпая в своей каморке, юноша мечтал о том, как вырастет большой, изобретет эликсир бессмертия, осчастливит человечество, и все будет — зашибись.

Так или иначе, но однажды наш юноша отправился на пикник, а по дороге помог переправиться через бурную реку дряхлой старушке. Бабушка, как водится, оказалась не то богиней Аматэрасу, не то Афиной Палладой, не то аватарой Шивы, не то просто божеством-хранителем вышеописанной бурной реки, одним словом, существом всемогущим.