Книга откровений

Первой к нему пришла Бриджит. Она села слева от него, лицом к двери, вытянув ноги под прямым углом, сложив руки на коленях. На ней была свободная, бледно-голубая футболка, которую он ни разу еще не видел. Ее волосы были, как обычно, стянуты на затылке розовато-лиловой бархоткой. Он наблюдал, как она согнулась, коснувшись лбом правого колена, потом выпрямилась и вскинула вверх правую руку. Эти движения выглядели свободными, плавными, как будто она не отдавала себе отчета в том, что делает. Взгляд ее темных глаз был устремлен вдаль.

«Наше время почти истекло», - сказала она.

Он почувствовал, как сжалось сердце. Что она имеет в виду?

«Ты и я… - сказала она, как будто прочитав его мысли, -наше время вместе».

«Нет, - воскликнул он, - ты ошибаешься! - у него пересохло в горле. - Тебе только надо подождать, пока я выберусь отсюда. Подожди, когда я освобожусь».

Она подняла обе руки и поправила бархотку, потом повернулась к нем)'лицом. В ее глазах не было ничего кроме равнодушия. У нее был взгляд человека, который незнаком с ним, который никогда его не встречал.

«Ты никогда не будешь свободен», - сказала она.

«Буду», - ответил он, хотя вдруг сам в это не поверил.

Бриджит отрицательно покачала головой и опять устремила взгляд вдаль.

«Нет», - произнесла она.

Он отвернулся, не в силах найти опровержение ее словам. А когда опять обернулся к ней, ее уже не было.

Через некоторое время, уже в середине ночи, появилась его семья - мать и отец, оба еще молодые, лет пятидесяти; и его брат Эдвард, который работал в банке в Токио. Отец и брат были одеты в приличествующие визиту одинаковые серые костюмы, а на матери была плиссированная юбка и вязаная кофта на пуговицах. Ему часто говорили, что он пошел в мать, хотя он сам этого не замечал. Ну может, только цветом и разрезом глаз, которые у обоих были карими с приподнятыми вверх уголками, что придавало им немного славянский вид. Она с любопытством тянула шею, все еще стройную, пытаясь заглянуть во все уголки комнаты.

"Ну, все не так уж и плохо», - наконец произнесла она.

Отец поднял руку, чтобы пригладить редеющие волосы, и кивнул с отсутствующим видом. Эдвард тем временем измерял шагами комнату, как будто собирался купить ее в собственность. Это было так на него похоже…

Он рассматривал свою семью со смешанным чувством отчаяния и радости. В конце концов мать подошла к нему. Она, казалось, не находила в его положении ничего особенного. Просто улыбнулась ему и опять сказала: «Ничего, дорогой, все не так уж плохо».

Он не знал, как истолковывать их поведение. Неужели они действительно не заметили, что над ним издевались, что его приковали к стене? Или они притворялись, что ничего не замечают, чтобы скрыть неловкость и стыд? Или таким хитроумным способом, почти закодированным, чтобы не догадались его захватчики, пытались придать ему силы, вселить надежду на избавление? Прежде чем он успел решить для себя, в чем же дело, мать увидела в окне люка полную луну и издала легкий вздох удивления и восторга. Потом она начала кружиться, понимая, что все на нее смотрят, и в то же время не обращая ни на кого внимания. В призрачном серебряном воздухе ее юбка раздулась вокруг ног колоколом…

К нему приходили и другие разные люди, с которыми он сталкивался в жизни. Берт Пшер, директор труппы. Стефан Элмере, фотограф. Появилась даже его наставница, Изабель ван Заанен. На ней была.длинная шуба, а в ушах - бриллиантовые серьги, она выглядела так, как будто только что вернулась с премьеры спектакля. Изабель много лет работала в его труппе в качестве приглашенного хореографа, и он своим успехом обязан ее советам и поддержке.

Стоя у стены, она зажгла одну из своих египетских сигарет. «Помнишь, что сказал Баланчин? - произнесла она. - Сначала - пот, потом - красота». Изабель улыбнулась сама себе - Баланчин был ее другом. Потом подошла к нему и склонилась над ним так, чтобы он мог коснуться губами ее щеки.

Никто из посетителей не обмолвился о его ситуации, никто даже, казалось, не заметил его положения. Все равно он был рад, что они пришли к нему, для него это было некоторым утешением. Ему важно было знать, что за пределами этой комнаты существуют живые люди. Люди, которым он нужен. Даже если они активно не ищут его, они думают о нем. Это была хоть какая-то связь, живая цепочка.

Правда, иногда его гости приносили ему известия, которые он не хотел слышать.

Ты никогда не будешь свободен…

Наше время истекло…

Ты и я…

Наше время вместе…

Истекло.