Книга откровений

Как бы там ни было, они вполне нормально смотрелись на этой улочке. Но поразило меня не их появление, а то, что они меня узнали. Они назвали меня по имени, сказали, что видели меня в балете, притом много раз. Сказали, что я был великолепен. Одна из женщин восхищенно захлопала в ладоши, другая в порыве восторга взяла меня под руку.

Пока они кружили вокруг меня, задавая разные вопросы, я вдруг почувствовал острую боль в тыльной стороне правой ладони. Взглянув на руку, я увидел блеск иглы, быстро вынутой из вены. Я слышал себя, спрашивавшего: «Что вы делаете?» - потом все поплыло, я упал навзничь, капюшоны склонились надо мной, а в вышине виднелась ленточка голубого неба и на ней расплывались, как след от самолета, слова «Что вы делаете?»…

От нашей студии до магазина, где продают прессу и сигареты, всего пять минут ходьбы. Мне бы понадобилось не больше пятнадцати минут, чтобы сходить туда и обратно. Но прошло полчаса, три четверти часа, а я не появлялся.

Последний раз я видел Бриджит, когда она, подбоченившись, стояла у окна студии. Интересно, как долго она пробыла в этой позе, о чем думала, глядя на улицу из окна? Может быть, подумала, что наша маленькая размолвка огорчила меня? И что я решил ее наказать?

Наверное, наконец она отошла от окна, поправила волосы, затянув потуже бархотку на затылке. Может, даже пробормотала что-нибудь по-французски, типа: «Вот подлость! Черт побери!» Ей не терпелось выкурить сигаретку, ее нервы были напряжены.

Может, потом в конце концов она стрельнула одну «Мальборо» у Фернандо и выкурила ее у телефона-автомата в коридоре студии.

Вряд ли в тот день она хорошо станцевала.

Когда вечером я не вернулся домой, Бриджит позвонила некоторым из моих друзей. Потом в Англию, моим родителям. Никто ничего не знал. Никто ничем не мог помочь. Через два дня популярная голландская газета опубликовала заметку, в которой кратко описывалась моя балетная биография и к ней прилагалось мое фото. Это еще не тянуло на сенсацию для первой полосы. Я был всего лишь танцовщиком и хореографом, который неожиданно исчез. Вот так. В нашей труппе возникли разные предположения по поводу моего исчезновения -нервный срыв, личные проблемы, но никто не заподозрил криминала. Мои родители объявили о награде за любую информацию, которая могла бы пролить хоть какой-то свет насчет моего местопребывания. Никто не откликнулся.

Обо всем этом я узнал позже.

В какой-то момент Бриджит начала ненавидеть меня за то, что я поставил ее в такое трудное положение. Ей казалось унизительным, что я исчез, не сказав, куда отправляюсь. Она ощущала себя посмешищем. Очевидно, именно тогда ей пришло в голову, что я мог уйти от нее к другой женщине. Она считала меня трусом, который просто скрылся, побоявшись прямого объяснения. Бриджит была наполовину француженкой, наполовину португалкой, что объясняет природу ее гордости, которая больше походила на гнев и в которой не было ни ровного спокойствия, ни горделивого постоянства - она вспыхивала как зажженная спичка. Когда ее опрашивали полицейские, она заявила, что я оставил ее как предатель. Она ничем не могла этого доказать, поскольку за все годы нашей совместной жизни не было ни одного случая, когда я был ей неверен. Тем не менее полицейские восприняли ее показания со всей серьезностью. В конце концов, у нее могла сработать женская интуиция, да и знать меня она должна была лучше, чем кто-либо, - как-никак жили вместе. Так что если она так считает, то… Полиция не стала организовывать поисковые группы, чтобы прочесывать окрестности со служебными собаками и прощупывать местные каналы баграми. Не были даже расклеены листовки с моим портретом и подписью «Разыскивается». И зачем все это надо было делать? Для всех я стал еще одним мужчиной, который завел интрижку на стороне.

Об этом я тоже узнал позже.

И еще. Последним человеком, который видел меня до исчезновения, оказался Стефан Элмере, а не Бриджит. Стефан был фотографом, работал с нашей труппой по договору. Он снимал нас в танце на черно-белую пленку, а потом эти фотографии печатались в программках и рекламных проспектах. Мы с Бриджит считали Стефана нашим общим другом.

В тот день, когда я шел по улице вдоль канала и уже почти свернул в узкую тенистую аллею, Стефан проехал мимо меня на своей машине. Обычно он в таких случаях останавливался, чтобы перекинуться со мной парой слов, либо какой-нибудь шуткой окликал меня из окна машины - как правило, это была какая-нибудь скабрезность, но в этот раз все было по-другому: прямо позади него ехала еще одна машина, и он не мог притормозить, просто покатил дальше.

Возможно, в тот момент я выглядел вполне довольным собой.

Во всяком случае, в течение следующих восемнадцати дней никто не имел ни малейшего представления о том, где я нахожусь.

ГЛАВА ВТОРАЯ