Книга перемен

Ох и больно же бьют по бокам тяжелые ботинки! После каждого удара дыхание словно отключалось и Рем, как рыба, брошенная на причал, хватал воздух. Он знал, что это только начало его мучений, и понимал, что дальше будет еще больнее. Но все же быть пленным – это лучше, чем не быть вообще. И, превозмогая боль, Рем принялся выдумывать легенду, которая позволила бы смягчить его долю. «Эх, надо было заранее придумать», – сказал себе он, пожалев, что расслабился, разленился. Ведь раньше, во время спецопераций на Ближнем Востоке, он лучше готовился к всевозможным неожиданностям.

Винтовка заставила боевиков понервничать.

– Дорогая, наверное! – сказал один в тот самый момент, когда вокруг головы Рема чьи-то руки заматывали широкую ленту скотча. – Сколько она стоит?

Руки были опытными. Под скотчем был целлофановый пакет. Он плотно закрывал глаза, оставляя возможность для дыхания. А оно еще не полностью восстановилось после мощных ударов по ребрам.

– Такая стоит тысяч пятнадцать, – подсказал голос постарше.

– Гривен? – переспросил боевик, чье любопытство было обратно пропорционально знаниям.

– Дурень, – ответил напарник. – Долларов.

И в этот момент Рем получил еще один удар по ребрам. А дальше машина. В путь.

С него сняли шапку и обмотали голову скотчем, да так, что липкая лента больно давила на глазные яблоки, и у него перед глазами стояли обжигающие сознание оранжевые круги на черном фоне. Где-то на затылке зудела кожа, ему казалось, что под скотчем ползет коварный муравей. Смахнуть его оттуда не было ни малейшей возможности. Связаны руки. Тонкий пластиковый шнурок боевики примотали так зверски, что кожа начала кровоточить, а кисти стали фиолетовыми. И этот муравей все полз.

Но он сумел превозмочь боль. Переключить сознание на абстрактные мысли. Этой науке его неплохо обучили.

Рем попытался сориентироваться, куда его везут. Его взяли в самой южной части дебальцевского кармана. В этом направлении украинские войска пробивались к границе и остановились за Дебальцево, с трех сторон окруженные сепаратистами и регулярной русской армией. Дорога, которой стремились завладеть противоборствующие стороны, вела в сторону Красного Луча и дальше, к российской границе. Если бы ее удалось захватить, то все связи с Луганской и Донецкой республиками были бы перекрыты. «Мы смогли бы наконец разрезать Лугандон!» – говорили командиры. Но сделать это пока не получается. И вот Рем, с больно сдавленной головой и невидящими глазами, пытается вычислить, куда его везут. На север, назад, к своим, эта машина вряд ли двинется. Потому что те, кто был своим для Рема, для этих чужие. Значит, она едет вглубь территории, подконтрольной боевикам. В сторону Красного Луча. Там его не оставят, это точно. Повезут к высшему командованию камарильи. Слишком дорогое ружье нашли у заложника. Подозрительно дорогое. Если автомобиль повернет направо, то Рема везут в Донецк. Если налево, то в Луганск.

По дороге машина остановилась. Боковая дверь с грохотом отъехала в сторону и снова захлопнулась. В этот момент внутрь ворвался шум большого населенного пункта. «Не мегаполис», – анализировал Рем характер урбанистических звуков. В мегаполисе интенсивность шумового фона такова, что порой не различаешь звуки отдельных машин. Здесь же Рем мог не только отличить один от другого звуки машин, но и определить их марку. И расстояние до них.

В городе простояли около часа. «Злобный, похоже, городок, – грустно констатировал про себя пленник. – Здесь все против нас». Почему – догадаться несложно. Боевики оставили его в машине одного, не позаботившись насчет охраны. Считали, что здесь некому помочь сбежать заложнику, пусть даже и такому важному, как Рем.

В тихую утробу машины снова ворвался шум города и ругань боевиков. Они получили приказ ехать дальше, и это им не очень нравилось. Машина за городом свернула налево. Рем понял, что его везут в Луганск, и немного успокоился, как будто понимание, в какой пункт назначения направляется транспорт, вселяло надежду на скорое освобождение. Но на самом деле его мучения только начинались. «Все будет хорошо, – твердил он. – Слова материализуются». Правда, когда это произойдет, он не знал. Нужно было взять себя в руки, вот и все. Думать о чем-нибудь хорошем даже в такой, почти безнадежной ситуации.

Ему сразу не понравилось, что его везут в Луганск. Из двух вариантов этот был самый худший. В Донецке было полно российских фээсбэшников. Они не питали излишних сантиментов в отношении врага, но при этом были профессионалами, обученными искусству получать информацию от противника. По крайней мере, они бы предпочли разговор примитивной пытке.

А в Луганске публика была местная, менее образованная. Соответственно, показания в ЛНР предпочитали выбивать, а не получать. Били луганские боевики очень жестко, ломая и калеча пленных укров.

Через пару часов его довезли до Луганска. Всю дорогу боевики молчали. Он даже успел немного расслабиться, вздремнуть. И проснулся от резкого крика:

– А ну, вставай! Конечная!