Книга Перемен. Судьбы петербургской топонимики в городском фольклоре.

Петербург сталкивался с переименованиями давно. Но в дореволюционный, имперский период эти переименования были скорее случайными и нерегулярными, и чаще всего носили прагматичный характер. Новые названия или уточняли смысл старых, или давались магистралям, изменившим свой статус, функцию или территориальную принадлежность. Улицы превращались в проспекты, они продлевались, объединяя районы или части города, входили в границы военных слобод и заводских территорий и так далее. Изредка объектам давались имена почивших государей и военачальников. Еще реже это делалось в угоду политическим целям. Так, например, улицы Выборгской стороны и предпортового района получили имена городов Лифляндии и Финляндии.

Особо надо отметить то обстоятельство, что в течение двух первых веков своего существования топонимика Петербурга вообще не использовалась в идеологических, воспитательных целях. Только на рубеже XIX и XX веков впервые была предпринята попытка переименования улиц в пользу выдающихся людей России – писателей, поэтов, государственных деятелей. Благое намерение увековечить их память привело к неизбежным утратам исторических названий. Так, в 1902 году в связи с пятидесятилетием со дня смерти Гоголя имя писателя было присвоено старейшей улице города – Малой Морской. О том, как к этому отнеслись петербуржцы, мы расскажем в соответствующем месте книги. А пока, справедливости ради, отметим, что такие случаи были крайне редкими, и их можно было бы считать частными, если бы не опасный вирус переименований, который поселился в обществе.

В 1914 году, как мы уже знаем, это аукнулось в названии самого города, переименование которого из Санкт-Петербурга в Петроград вызвало бешеную волну шовинизма, результатом чего стала всеобщая поддержка царя в этом его решении. Пагубный смысл произошедшего на волне ложно понятого патриотизма был опознан далеко не многими и не сразу.

Но вряд ли кому-то в начале века могло привидеться даже в страшном сне, что произойдет с петербургской топонимикой всего лишь через одно-два десятилетия. Начиная с 1918 года волна за волной прокатился по петербургской топонимике мощный каток переименований. Первая была приурочена к первой годовщине революции.

Большевики, поставившие в октябре 1917 года Россию с ног на голову, старались закрепить это в сознании своих оболваненных революционной демагогией сограждан. Вот почему Дворянская улица превратилась в улицу Деревенской Бедноты, Кавалергардская стала улицей Красной Конницы, Почтамтская – улицей Союза связи, Мещанская – Гражданской и так далее. Все переименования носили ярко выраженный классовый характер, и если, например, в 1923 году принималось решение об увековечивании памяти деятелей литературы, то в основном эти деятели были либо причислены к лагерю революционных демократов, либо в своем творчестве сочувственно относились к революционной борьбе рабочих и крестьянских масс Российской империи.

Как мы увидим из последующего повествования, процесс этот был непростым, идеологам большевизма для достижения своих классовых целей приходилось идти на самые невероятные уловки. На соответствующих страницах книги мы еще расскажем, как к именам, скажем, Чайковского, Грибоедова и других деятелей культуры приходилось добавлять забавные сокращения типа «комп.» или «пис.», чтобы необразованный пролетариат, не дай Бог, не спутал достойных попутчиков революции с другими их случайными однофамильцами.

Топонимика была поставлена на службу революции, она стала средством агитации и пропаганды. Был создан новый топонимический пантеон, обязательный для применения во всех городах необъятной России. Полигоном для его внедрения стал сначала Петроград, а затем Ленинград. В значительной степени благодаря топонимике героизировались и романтизировались имена убийц, грабителей и террористов. Убийство государственного деятеля считалось подвигом, бандитский грабеж назывался экспроприацией, террор возводился в ранг революционной борьбы. Примерами для подражания юных ленинцев становились Желябов и Софья Перовская, Воинов и Халтурин. Их «славные» имена, десятки раз повторенные на адресных табличках ленинградских домов, внедрялись в память и сознание юных поколений, даже не подозревавших, какова подлинная зловещая роль этих людей в истории России и всего человечества.

Основным признаком при составлении революционного синодика стала политическая благонадежность новых святых. Зачастую улицам и площадям присваивались имена ныне живущих и здравствующих деятелей. Образно говоря, это была мина замедленного действия. Неожиданно для всех вчерашние верные ленинцы вдруг становились непримиримыми врагами партии и народа, что приводило к неизбежным и бесконечным переименованиям названных их именами городских объектов. Процесс переименований становился перманентным.