— Выходит… что так… — тяжело дышал Рио, опираясь на стойку-убийцу, — Погоди… потом порешаем. Сначала мне с ним нужно… поговорить.
— Говори. Он весь в твоем распоряжении.
— Мне… понадобится… помощь.
— Я подскажу, что делать.
— Спасибо…
Эпилог
Горо Кирью стоял в собственном додзё, хмурясь куда сильнее, чем обычно. Сегодня, здесь и сейчас, старый воин чувствовал глубокую обеспокоенность. Вызвана она была двумя бойцами, испросившими его разрешения использовать арену додзё, и получившими его. При виде их, уже готовых к бою, плохие предчувствия обуревали душу старика, но сделать он ничего не мог. Вызов священен, бой священен, последствия… целиком на совести бойцов. И если с одной стороны стоял он, Акира Кирью, холодный и самоуверенный парень каких-то шестнадцати лет (неполных!), то с другой лучился жаждой убийства согбенный, худой, но куда как окрепший, Огаваза Суичиро.
«Засранец добился того, чего хотел», — горько думал старик, — «Зацепил полумертвого психа, вывел из себя настолько, что тот сумел выжить, прокормиться, прийти в себя. Да, он по-прежнему доходяга, жалкая скорлупа от того, что было ранее, но недооценивать его? Акира, Акира… ты явно себя перемудрил. Огаваза
— Ты помнишь, что с ней будет, если ты проиграешь? — ледяной, равнодушный голос внука стегнул Горо как кнутом, чуть не заставив поёжиться.
— Помню, парень, помню, — бывший боец прищурился, занимая какую-то странную стойку, незнакомую даже основателю стиля Джигокукен, — Не волнуйся.
Ох, быть беде. Огаваза Суичиро, как прекрасно помнил Горо, не хватал звезд с неба, но потому, что его талант и судьба лежали вдали от нормального обучения боевым искусствам. Этот парень с детства был «мусорщиком», хватающим крошки знаний тут и там, перенимающим приёмы, учащимся у любого, кто готов был учить. «Дикари» учатся в бою и только в бою, на тренировках они оттачивают старое и пробуют новое, а вот «мусорщики», самая несчастная и слабая из всех каст бойцов, пили из любого колодца, самонадеянно думая, что смогут выработать что-то своё, что-то универсальное и эффективное.
Однако, Огаваза был крайне талантлив как «мусорщик». Легкий на подъём и обаятельный бродяга, который почти никогда не доводил бой до смерти своего противника, он легко отлеживался после поражений, и, что куда примечательнее, легко заводил дружеские отношения. Его привечали в додзё, на улицах, в деревнях и селах, его знали как хорошего человека, пусть и чересчур поверхностного. Из-за этого ему не боялись доверять знания, зная, что он не сможет ими воспользоваться.
Однако, как и всегда, всё решал опыт. Суичиро дрался куда больше, чем нужно обычному бойцу. Он кочевал из города в город, из страны в страну, проигрывая, получая ушибы и переломы, часто голодал, но всё равно шёл дальше по своему пути. И в какой-то момент «мусорщик» превратился в опасного и непредсказуемого воина. Пусть и легкого в общении, пусть и дружелюбного, но крайне многогранного. Короля импровизации, отлично чувствующего стиль противника.
К-со!
— Хаджиме! — рявкнул Горо так, что вздрогнули его собравшиеся ученики.
Поединок священен.
Начало боя заставило собравшихся зрителей, учеников додзё, взволнованно загомонить. Даже сам Горо, ожидавший скорее беспощадной атаки Огавазы, не думал, что в атаку пойдет его внук! Да и в какую! Акира, высокий, молодой, длинноногий, попер на своего чахлого противника буром, нанося примитивные, но сильные и быстрые удары ногами и руками. Часто, очень часто. Это не могло взволновать учеников и их мастера, если бы они не понимали в рукопашных боях достаточно, чтобы понять — юный пятнадцатилетний парень бьет, чтобы
Акира гонял по рингу чахоточного противника, действуя как робот. Его удары, прямые и предсказуемые, сыпались один за другим. Каждый из них, попади он по ослабленному человеку, давным-давно потерявшему всю мощь «надевшего черное», убил бы или искалечил его на месте. Даже так, спустя тридцать секунд непрекращающейся атаки, Горо понял задумку своего внука — тот, используя доступный арсенал, реализовывал простейшую и наиболее эффективную стратегию победы: измотать ослабленного сумасшедшего, вынудив уклоняться до изнеможения, а затем добить. Максимально эффективно и совершенно безжалостно, всё в стиле Акиры Кирью.
Впрочем, Огаваза это видел не хуже их, стоящих за канатами и сетками. Он бегал от своего молодого и сильного противника как обезьяна спасается от голодного малайца. Без тени сомнений или гордости, Суичиро хватался за канаты, отпрыгивал, пригибался к полу, перекатывался, то и дело пытаясь контратаковать. Его, злого, собранного, исходящего ненавистью, совершенно не волновало то, как он выглядит со стороны. Похоже, не волновало даже то, как закончится бой. Глаза старого павшего бойца не отрывались от его врага. В них по-прежнему стояла смерть.