Однажды утром Антонио ворвался ко мне в комнату и с таким видом, как кричат «Караул! Горим!» выпалил: «Руперто умирает. Он послал за мной. Так что я пошел».
Я прождала Антонио до полудня, занимаясь домашними делами. Он вернулся, когда я мыла голову.
— Пойдем,— велел Антонио.— Руперто у нас в патио. Я его спас.
— Как спас? Это что, была шутка?
— Вовсе нет. Я сделал ему искусственное дыхание.
Ничего не понимая, я поспешно заколола волосы, оделась и выскочила в патио. Руперто неподвижно стоял у дверей, уставившись невидящим взором в каменные плиты, выстилающие двор. Антонио пододвинул ему стул и предложил сесть.
На меня Антонио не глядел, он смотрел в потолок и, казалось, даже дыхание затаил. Внезапно к нему подлетел Мандарин и воткнул стрелку ему в руку. Я зааплодировала, решив, что Антонио, наверное, будет приятно. Но вообщето все это полнейшая глупость! Лучше бы Антонио не растрачивал попусту свой талант, а попытался вылечить Руперто!
В тот роковой день Руперто, садясь на стул, закрыл лицо руками.
Как он изменился! Я посмотрела на его безжизненное, холодное лицо, на темные руки.
И когда только они оставят меня в покое! Ведь пока волосы не высохли, мне нужно накрутить их на бигуди. Скрывая свое раздражение, я спросила Руперто: «Что стряслось?»
В ответ последовало долгое молчание, натянутое, как тетива лука; на его фоне особенно четко выделялось пение птиц. Наконец Руперто сказал: «Мне приснилось, что канарейки клюют мои руки, шею, грудь, я хотел было защитить глаза, но не мог сомкнуть веки. Руки и ноги мои отяжелели, словно к ним были привязаны мешки с песком. Я был не в силах отогнать чудовищные клювы, выклевывающие мои зрачки. Я как бы грезил наяву, одурманив себя наркотиками. Очнувшись от этого странного сна-яви, я оказался в темноте; однако с улицы доносилось пение птиц и прочие звуки, говорившие о том, что день в полном разгаре. Мне стоило неимоверного труда позвать сестру, которая прибежала со всех ног. Не узнавая собственного голоса, я сказал: «Ты должна послать за Антонио, чтобы он пришел и спас меня».— «От чего?» — спросила сестра. Но я не смог больше вымолвить ни слова. Сестра кинулась к вам и через полчаса вернулась вместе с Антонио. Эти полчаса показались мне вечностью! Антонио делал мне искусственное дыхание, и постепенно силы возвращались ко мне, а вот зрение — нет.
— Я сделаю вам одно признание,— пробормотал Антонио и с расстановкой добавил: — Только без слов.
Фаворитка последовала примеру Мандарина и воткнула стрелу Антонио в шею; Мария Каллас зависла на мгновение над его грудью, а потом вонзила и в нее маленькую стрелку. Пристально глядевшие в потолок глаза моего мужа внезапно изменили цвет. Неужели Антонио — индеец? Но разве у индейцев бывают голубые глаза? Почему-то сейчас его глаза были похожи на глаза Руперто.
— Что все это значит? — пролепетала я.
— Чем он там занимается? — спросил ничего не понимавший Руперто.
Антонио не ответил. Застыв, будто статуя, он терпеливо сносил уколы внешне безобидных стрел, которые втыкали в него канарейки. Я подскочила к кровати и принялась тормошить его.