В общем, я завел нашего нового члена отряда недоубийц в гости к уже послушной кушающей кашу и слегка дергающейся Треске, туда же призвал одного блондина и оба его спутника по жизни (спутниц, но они же вокруг Паши летают!), после чего велел дружить, укреплять взаимоотношения, наводить мосты и сочинять регламент, а сам, взяв ноги в руки, ломанулся с Глазом и Акридой давать интервью.
Пока ехали к местному телецентру, проинструктировал подопечных самым простым образом, объяснив, что от них не требуется ничего, кроме как быть максимально адекватными и не подавать никаких тревожных сигналов обществу, как бы характер не требовал. Мол, если вы подписались на дело, планируя всё-таки жить с нормальными людьми, то хотя бы покажите, что умеете ими притворяться, большего и не надо.
Дурная парочка, имевшая совсем недавно инцидент в лесу, из-за которого я поручил сестрам приглядывать за обоими, лишь кивала с надутым и обиженным видом. Мол, как так! Ты сомневаешься в нашей нормальности⁈
Еще как сомневаюсь!
И не зря!
Шесть раз пришлось переснимать это проклятое интервью! На любой вопрос миленькой женщины лет двадцати четырех с веселыми кудряшками, у этой парочки включался какой-то отмороженный режим обвинения всего и вся с привлечением максимального внимания к своим нуждам и прошлому. В первую же съёмку чуть до драки не дошло, причем поводом для ссоры служило перебивание друг друга в попытках дорваться до микрофона, выкладывались эти… просто на «ура». А вот когда эти два психа поняли, что это не прямой эфир, так чуть не сожрали там всех в студии!
А дальше? Что дальше, если эти двое, как-то нашедшие общий язык в лесу, теперь его со свистом растеряли, уже пересравшись между собой?
Девочка страдала, операторы страдали, руководящий этим делом мужик хватался за голову, клянясь, что он кассеты прямо тут будет рвать, прямо зубами, но чтоб никто не узнал, что такое вообще существует. Конюхов визжал как резаный, требуя телефон и номера разных значимых товарищей в Москве, Сумарокова презрительно цедила, на чем она вертела этих самых товарищей и грозилась письмами. Коллективными. На самый верх.
— Да вы офонарели, — потрясенно сказал я, уволочив обоих скандалистов в комнату отдыха, — Вы что, мать вашу, устроили?
— Руки, Изотов! Убрал немедленно! — дёргалась в моей хватке писательница.
— Отпусти-те! — пыхтел нежно взятый мной за шею художник, — Это не ваше дело!
— Вы оба, с ног до головы, моё дело! — встряхнув обоих, я позволил им устроиться на диване, — А теперь, еще раз — что за парад говнометания вы учудили⁈
— Вы что, собираетесь совать нос в каждый аспект нашей жизни? — Сумарокова продолжала держать оборону, — Обойдетесь, юноша!
— Даже так? — вздёрнутой брови под маской не было видно, но тоном я передал достаточно, — Тогда мы с вами слегка изменим правила игры. У вас у обоих есть кое-что, невероятно для вас важное, но совершенно ненужное мне. Я могу это сломать, полностью уничтожить. А затем мы продолжим разговор. Чтобы вы не гадали — я говорил про указательные пальцы ваших правых рук. А еще я могу снять маску…
— Вы не посмеете! Не посмеете! — Конюхов умудрился взять новую высоту в визге.
— Это очень ошибочное предположение…
Калечить их я не хотел, а хотел вывести на чистую воду. Что, в итоге, получилось без всякого труда, потому как угрозу я воистину нашёл страшную что для одного, что для второй. В общем, без лишних слов, эти два деятеля искусства собирались соскочить с операции при помощи скандала — привлечь внимание общественности к чему-то мутному, происходящему с их, народом, любимыми артистами, засветиться посильнее, стать неудобными для дальнейшего хода операции. А там, глядишь, получится вывернуться в чистую жизнь, что куда лучше, чем участвовать в ликвидации особо опасных преступников.
Таким макаром эти двое и помирились там в лесу, договорившись действовать совместно на интервью, о котором знали заранее. Но они не знали, что это будет не прямой эфир…
— Идиоты, — характеризовал я обоих, отворачиваясь к двери, — Тупые, самодовольные, ограниченные, бесполезные идиоты. Вы не способны адекватно воспринимать окружающих, не способны договориться между собой, не понимаете даже, на что подписались и с кем договорились.
— Щенок, да как ты смеешь! Я известна на весь ми…
Конюхов только всхлипнуть успел. Ну да, знаю, я очень красивый. Буквально дыхание перехватывает, когда видишь в первый раз.
— У меня нет ни времени, ни сил, ни желания возиться с вами двумя, — проговорил обернувшийся я, держа в руках свою полумаску, — Теперь вы оба на испытательном сроке длиной ровно в две недели. Больше нельзя, я попросту не сумею обратить эффект своего милого личика. Шаг влево, шаг вправо… считаю за побег, прыжок на месте — за попытку улететь. А теперь встали, вытерли сопли, и пошли давать нормальное человеческое интервью.