Книга пятая. Коварный уклонист

Голова на секунду скрылась в сумке, а затем вновь вылезла наружу, держа в зубах смятый клочок бумаги. Хм, он таки научился писать? Нет, это Стелла. Удивительно. Госпожа Заграхорн изволила мне сообщить, что всё обдумала и признала, что ей нужно ехать одной, так как если и подобного пустяка одна выполнить не сможет, то проще утопиться. А то стреляться ей страшно. Здорово.

— Ладно, уболтали, — сжег я бумажку, вовсю затягиваясь сигаретой. Выдохнув тучку дыма, с усмешкой сказал коту, что он теперь новой породы. Сумчатый.

К моему удивлению, кот иронию понял…, и она ему не понравилась. Своё отношение он выразил тем, что, выскочив из сумки, напрудил лужу под столиком в купе, затем там же оперативно оставил кучку, потом, вспрыгнув на сидение, всем своим видом изобразил, что выпить и закусить ему перед грядущими свершениями во мраке сумки, отнюдь не повредит. Пошевелив фальшивыми и слегка уже прокуренными усами, я пришёл к выводу, что вагон, как и сама транспортная компания, такой оценки за обслуживание заслужили, посему и приступил к удовлетворению кошачьих нужд.

Вскоре я стоял с сумкой в руке на выходе из оживленного вокзала, оглядывал окрестности совершенно незнакомого столичного города и думал, где бы взять такси. Омерзительные рожи и цены стоящих неподалеку водителей кабриолетов определенно были рассчитаны на самого короля. Придётся пройтись пешочком.

Его благородие барон Тариан Вейд — кто он? Если взять того же Михаила Басха, дать ему родиться в обеспеченной семье с чересчур большим количеством наследников, отнять десятилетия опыта борьбы за выживание, впихнув вместо них всесторонне развитую эрудицию, высшее математическое образование, полученное с отличием в одном из университетов королевства, а потом это всё щедро заполировать успешной карьерой в местном полицейском клоповнике… получится Вейд. Талантливый, жесткий как удар серпом по яйцам, трудоголик, спящий по четыре часа в сутки, безжалостный палач для любого, на которого укажут те, кто имеет власть ему приказывать. Своё баронство Вейд выслужил, получив вместе с должностью, от чего высшее общество открывало перед ним свои двери с большим скрипом… но очень быстро. Мужику, правда, было совершенно плевать — место цепного пса у королевского трона его устраивало полностью как таковое.

Вся соль ситуации была в том, что короля Вейд тоже устраивал полностью, но таким образом, что сам Кивол Дейтрен Третий был этому не очень-то и рад. Амбициозный подданный почти всю работу весьма важной для государства службы завязал на себя, тем самым узурпируя если не титул, то очень большую власть, а заодно обеспечивая себе безопасность и некоторые весьма щекотливые вольности. Пока что власть предержащих это устраивало, так как служаке было-то всего 37 лет, но создавало большую уязвимость в аппарате, с которой ничего нельзя было поделать, не прогнув барона. А тот не ленился продемонстрировать свою неуживчивость, периодически устраивая несчастные случаи подсовываемым ему заместителям. Этим и хотел воспользоваться Басх.

— Кружку светлого «викста», — сделал я заказ, аккуратно ставя сумку на пол и умащивая зад за стойку.

— Мужик, ты охренел?! — раздалось мне удивленное в ответ, — Это кофейня!

— Тогда одну мне и одну тебе, — невозмутимо хрюкнул я, доставая сигареты, — Угощаю.

— Сейчас всё будет!

Хороший пароль, хороший отзыв, удачный повод для хозяина дёрнуть в соседней таверне охрану или гонца… но паршивая кофейня. Удушливый запах сожжённого и убежавшего кофе, не слишком-то и отличимого от того, что пьют на Земле. Да и кофем я это дело называю, потому как оно очень похоже, а на дросике это будет «киета». А какая разница? Коричневое, с сахаром, горчит, бодрит? Значит, кофе. Еще к мелочам придираться. А то в прошлой жизни нашлись бы моралисты любители, начавшие бы доказывать, что гномов, эльфов и орков… ну, в смысле женского пола, сношать нельзя. Мол межвидовое это и вообще фу-фу-фу. И что? Я теперь вообще неведомая уникальная тварь, так мне теперь что — не трахаться что ли? Разбежался. Нет уж. Всё, что вызывает шевеление в штанах, я твердо нарекаю человеком.

— Держи, друг, — с этими словами передо мной бухнулась кружка светлого пива, украшенная внушительной шапкой устойчивой пены. Хозяин кофейни, он же единственный в ней рабочий элемент, уже торопливо глотал своё. Остановившись где-то на половине процесса, он поставил кружку, оттёр с лица белые «усы» от пены, а затем дружелюбно поинтересовался, — Ты от кого приперся, усатый?

— Я от человека, который вон на том столике, втором от стены, поимел Салию Переборку. В вечер, когда тут у тебя шнуровщики праздновали «красавницу», — выдал я если не белиберду, то охренительную историю, о которой мне Крюгер, собака такая, не рассказал.

Игривость и расслабленность, вызванные дармовой выпивкой, тут же сдуло с худого спитого лица держателя кофейни. Дёрнувшись как от удара током, он наклонился ко мне поближе и прошипел еле слышно:

— Очень опасная байка, мужик. Не знаю, от кого ты её услышал…