Книга Полетов

Неделю Пико уходил дальше и дальше, рассказывая и пересказывая истории, услышанные за время путешествия. Как-то заметив, что дышится тяжелее, он понял, что дорога пошла вверх, и к полудню следующего дня местность стала труднопроходимой. Он взбирался на холмы и спускался в низины, где журчали ручейки - обычно не шире его ступни, но бывало, приходилось их перепрыгивать или идти вброд, закатав штаны до колен и с башмаками в руке.

Возле ручьев он разбивал стоянку, тихое журчанье воды приятно сопутствовало чтению у костра, а открыв тетрадь для записей, он отыскивал слова в говоре струй.

Глава 5

ТОРГОВКА СНАМИ

Следующей, кого встретил Пико на своем пути, оказалась торговка снами. Непроглядная ночная тьма была как накидка, наброшенная на плечи деревьев, сотканная из плотной шерсти цвета индиго, в складках которой терялся любой свет.

И вдруг раздался крик.

Пико был вырван из пучин сна воем, полным такой безутешной тоски, что мгновение спустя он уже мчался на звук, налетая на ветви, спотыкаясь о корни; и столь глубоким было отчаяние в долетавших стенаниях, что и сам он рыдал, когда добрался до кучки едва пламенеющих углей. Возле них стояла на коленях женщина - тонкое шелковое одеяние изорвано в клочья, грудь в кровоточащих ранах от ногтей. Даже сквозь рыдания, искажавшие ее лицо, было видно, что она очень красива

- Не плачь, - сказал он ей. - Не плачь.

В ответ она замолотила кулаками по его груди. Он поймал ее запястья и крепко удерживал, пока она билась; наконец она привалилась к нему в полном изнеможении. Он сидел рядом с ней, пока от ночной прохлады ее не стала бить дрожь - тогда он накинул ей на плечи свою куртку и обнял, читая все стихи, что приходили ему на память. Как же странно было вновь держать в объятиях женщину.

Когда стало светать, он принес со своей стоянки рюкзак. Под кустом расстелил свою подстилку, уложил ее и укрыл одеялом и все утро просидел рядом, читая из тетради, пока она спала. Он пытался прочитать по губам обрывки ее сокровенных снов, понять, отчего ее кожа горела румянцем и билась жилка на шее.

Сны - душа нашего воображения, хрупкие и неуловимые тени раковин, что становятся нашими обиталищами. Мы возводим наши раковины из песка собственных ребер, скрепляем их своей кровью, воображая, что отгораживаемся от снов, а на деле же удерживая их внутри. Лишь избранные, равно редкие и прекрасные, сохраняют по-детски пылкое восприятие снов; их можно узнать по смеху, по легкости, с которой они способны расплакаться, по своему безотчетному стремлению находиться рядом с ними.

Проснувшись в середине дня, женщина вновь разрыдалась, и Пико не знал, была то тоска ее сна или пробуждения.

- Не плачь, - сказал он. - Не плачь.

Она затихла и разглядывала его, пока он носовым платком, смоченным водой из фляжки, стирал кровь, засохшую на ее груди и руках. Он дал ей свой гребень и одну из рубашек, а сам, взяв лук и колчан, отправился за дичью.

Когда часом позже он вернулся с освежеванным кроликом, пучком дикого чеснока и веточкой тмина, на ней была его рубашка, а волосы, собранные в пучок на затылке, довершили преображение безумия в красоту. Длинные глаза с тяжелыми веками следили за его движениями. Губы были такими полными, припухлшими от укусов. Пока она разводила костер, Пико болтал о библиотеке в городе у моря, о любимых книгах, столько раз перечитанных, что он уже мог с замиранием сердца предвкушать, когда за перевернутой страницей вдруг откроется картинка с мрачным драконом на фоне полумесяца, или смаковать удовольствие, с которым станет перелистывать последние страницы другой книги, столь занимательной, что чтение больше походило на визит к старому другу. Никто из встреченных им по пути через лес не увлекался чтением историй, но за разговором о книгах он чувствовал себя увереннее, и так ему было легче выдерживать горящий взгляд странной женщины, которой он искренне сочувствовал.

Он разрезал кролика и потушил с тмином, добавив в самом конце, чтобы не перебить аромат, чеснок и приправив солью и перцем из своих запасов. Они ели руками, высасывая костный мозг и по очереди обмакивая куски в жир.

За время еды и потом, до наступления темноты, она так и не произнесла ни слова Пико гадал, не безумие ли отняло у нее речь, но решил, что это следствие многих недель или месяцев горестного одиночества. Ему самому, беседуя с другими после долгого затворничества, случалось чувствовать, что слова не идут с языка.

После ужина он подбросил в костер хворосту, открыл книгу и попытался углубиться в чтение, но угрюмый взгляд спутницы мешал сосредоточиться, и он стал читать вслух:

«Давным-давно, на берегу бескрайнего моря, в хижине из обтянутых акульей кожей китовых костей жил рыбак с пятью дочерьми и единственным сыном. День за днем поднимался он за час до рассвета, направлял свою лодку в открытое море и закидывал сети. Когда улыбалась удача, он приплывал вечером назад с добрым уловом, в других случаях семье приходилось довольствоваться холодным супом из водорослей.