Книга Полетов

Они расселись. Перед каждым были сервированы серебряные приборы и белые фарфоровые тарелки с тонким синим ободком. Два высоких бокала для вина и более приземистый для бренди. Два меню, тоже золотом на синем, были приставлены к букетику фиалок в центре стола.

ТУШЕНАЯ СПАРЖА В ЛИМОННОМ СОУСЕ С МАСЛОМ

ЛУКОВЫЙ СУП

ЖАРЕНАЯ УТКА, ФАРШИРОВАННАЯ КОЛБАСНЫМ ФАРШЕМ С КАШТАНАМИ

ЗЕЛЕНАЯ ФАСОЛЬ, ПЮРЕ ИЗ ПОМИДОРОВ, ЯБЛОЧНЫЙ СОУС

МИНДАЛЬНЫЙ КРЕМ СО СВЕЖЕЙ КЛУБНИКОЙ

Поначалу друзья чувствовали некоторую неловкость и сосредоточились на еде. А уж еда того стоила. Спаржу подали на специальных тарелках, разложенную зеленым веером, и отдельно соус в маленьких мисочках. Гойра наполнила их бокалы полусладким вином, заранее охлажденным на подоконнике. Они обмакивали зеленые стрелы в соус, избегая смотреть друг другу в глаза, глядя вместо этого на огонь или снежинки, кружащие за синими стеклами окон.

Следом принесли луковый суп, темный и пряный, с хлебными тостами в расплавленном сыре. По-прежнему тишину нарушали лишь звяканье ложек, причмокивание и негромкие вздохи удовольствия.

Когда Гойра собрала суповые тарелки, Пико поднялся наполнить бокалы, затем поставил бутылку на стол и откашлялся:

- Уже полгода я с вами в этом городе в горах, городе дождя и снега, городе книгочеев и кофеен. Явившись сюда как пришелец, я отдал вам мои стихи и поцелуи, передал мои страхи и мои желания. Все мы так или иначе пришельцы, но я явился уж очень издалека, и мне сложнее было узнать каждого из вас, и потому, возможно, вдвойне приятно. Мы ценим то, что тяжело достается. Я так много узнал от вас - об искусстве слов, искусстве любви. О том, как рисовать, позировать и обчищать карманы. Я узнал, какой силой обладают тайны.

Даже если вы считаете меня наивным, я узнал больше, чем вам может показаться. Я знаю о запрете поминать имена умерших или черный замок, но для этого случая решился поступить иначе. И молю, разделите со мной этот вечер, ведь я позвал вас на пиршество в честь той, что была частью нашей компании и ушла. Мы остались без голоса, без составной части общего тела, и нам больше не быть такими, как прежде. Я произнесу ее имя. Солья. Солья ушла неторной тропой к черному дому в снегах и не вернется. Но с нами память о ней. Мы можем вспомнить ее смех, ее рассказы и как она любила поесть. Чаше принято восхвалять ум, но с уходом Сольи я понял, как много почерпнул знаний о теле, о том, для чего даны рот и желудок. Мы не должны повторять ее имя, так давайте хотя бы поедим в память о ней.

Заплакав, Пико сел и отпил глоток вина. На лицах других участников застолья во время его речи сменялись разные чувства: страх, стыд, гнев, облегчение. Теперь они сидели молча. Нарья, как и он, тихонько плакала в салфетку. Тишину нарушила Гойра, протиснувшаяся сквозь крутящиеся двери с громадным шипящим подносом, где красовалась жареная утка цвета полированного красного дерева, украшенная дольками яблока и веточками петрушки. Прибаутки, с которыми она разрезала птицу, были лучшим средством рассеять потрясение от речи Пико. В горшочках она подала гостям фасоль, картофельное пюре и яблочный соус, сдобренный корицей. Принесла бутылку красного вина, загодя оставленную открытой на полке, и осторожно, чтобы не взболтать осадок, наполнила бокалы до половины. Затем удалилась на кухню, откуда послышалось дребезжание посуды и немелодичное мурлыканье.

Настал черед восхищения сочной уткой с приправленной специями начинкой, что и вправду была великолепной, с хрустящей корочкой, прожаренная в середине до нежно-розового оттенка, исходящая соком. Изумрудно-зеленая фасоль лопалась от спелости, картошка была масленой и перченой. Вино оказалось неописуемо вкусным, просто прекрасная поэма для нёба и языка.

Понемногу под действием вина они перешли к воспоминаниям о Солье, о песнях, что она пела, о ее ярких платьях, ее искрометном веселье и о ее умении слушать всем своим существом. Обсуждали, как она обратила собственную хромоту в танец, извлекая чувственность из увечья.

Вспомнили и ее обильнейшие завтраки. Ее самозабвенное чревоугодие. Подкрепленные подобными воспоминаниями и замечательным вином, они вмиг смели утку, фасоль, яблочный соус и картошку. Когда Гойра забирала поднос, там осталась лишь горсть обглоданных костей.

После миндального крема и кофе в маленьких чашках, когда все откинулись на стульях, решив, что трапеза окончена, она извлекла из буфета бутылку бренди - более древнее, по ее словам, чем сам город. Бренди из начала времен, последовательно выдержанный в давно уже рассыпавшихся бочках из разных винных погребов, который поджидал только подобного сборища

- Ты серьезно собираешься потратить его на нас? – спросил Пико, и она рассмеялась:

- На кого же еще мне его тратить? Пейте ваш бренди, Пико.