Книга попугая

Царь взял один из колосьев, дал его одному из придворных и послал к тому хлебопашцу расспросить его и осведомиться у него об этом деле. Когда придворный пустился в путь, попался ему по дороге один из его друзей и спросил его: „Куда ты идешь?“ — „Иду по такому-то сложному делу к такому-то хлебопашцу“, — ответил тот. „Когда узел этого затруднения будет распутан, попроси его также разрешить несколько вопросов, представляющихся для меня трудными, а именно: темнее черного цвета нет краски, как же черные волосы человека могут стать белыми? Затем — в сближении, соединении и брачном сожительстве и муж и жена получают одинаковое удовольствие; почему же обязанности платить вено[199] лежит только на мужчине, почему на его шее лежит тяжесть брачного дара? Затем — когда муж и жена состарятся, почему мужчина кажется светлым, а женщина принимает скверную окраску?“

Придворный пришел к хлебопашцу и увидел дряхлого старца. Стан его был искривлен, как лук без тетивы, от чрезвычайной старости лоб его пригнулся к самым коленям. Придворный положил перед ним колос и сказал: „Не знаешь ли ты, в каком веке росли такие колосья, когда бывали такие побеги?“ — „Нет, не знаю, — отвечал хлебопашец. — Но есть у меня брат постарше, возможно, что он знает“.

Придворный пошел к брату постарше и увидал человека средних лет, напоминающего собой юношу, подобного молодому человеку. Придворный стал расспрашивать его, и тот сказал: „Мне это неизвестно, но у меня есть брат на несколько лет старше меня, ему-то это наверно известно“.

Придворный пошел к нему и увидел юношу с черной бородой, без единого седого волоса и безо всяких признаков старости. Придворный стал расспрашивать его, и старец сказал: „Мне это прекрасно известно, и историю эту я знаю превосходно. В тот год, когда нива мира давала такие плоды, и на моем поле росли такие колосья. А причина этого благословения такова. Во время правления царя той эпохи какой-то человек продал другому дом. Покупатель нашел в этом доме схороненный клад, большое сокровище, принес эти деньги к продавцу и сказал: „Ты продал мне дом. Деньги, находившиеся в нем, принадлежат тебе, возьми их“. — „Если бы эти деньги были назначены мне в удел, они нашлись бы тогда, когда дом еще принадлежал мне. Раз теперь дом стал твоей собственностью, то и деньги — твое имущество“, — возразил продавец.

Поднялся между ними спор. Один говорил: „Это — твое!“ Другой восклицал: „Нет, твое!“ В конце концов пошли они со своей тяжбой к царю той эпохи и сказали: „О справедливый царь, о бесподобный судья, о праведник, не ведающий кривды! Прекрати наш спор и пресеки нашу вражду!“»

Великий Аллах! Что это были за дни, что было за время! Какая разница между тем временем и временем нынешним! Какое различие между тем веком и этим!

Нахшаби, в то далекое славное время
Притеснений и муки не знали сердца.
Ты сказал бы, что в это далекое время
Мусульманства завет уважали сердца.

«„Царь спросил: „Есть у тебя дети?“ — „Есть сын“, — ответил тот. „А у тебя какого пола ребенок?“ — спросил царь покупателя. „Дочь“, — ответил тот. „Отдай же свою дочь его сыну, а деньги эти дай ей в виде приданого. Тогда вы оба получите свою долю из этих денег“, — сказал царь.

Обеим сторонам это решение пришлось по душе, оба вышли из судейской залы удовлетворенными, и от благодатного действия этого решения по всему лицу земли взошли такие всходы, благословение такого правосудия всему миру принесло благодать“».

Нахшаби, правосудье царя где найти?
Милосердье его все стада стережет.
В мире ценностей много, но все ж ни одна
По сравнению с этим и в счет не пойдет.

«„О ходжа, — сказал придворный, — вопрос царя разрешен. Но мой друг дал мне поручение, просил разрешить его загадку и сказал: „Если дальше черного цвета нет ничего, то почему же черные волосы человека становятся белыми?“ — „Чтобы люди видели, — ответил хлебопашец, — что дела творца, велик и славен да будет он, не похожи на дела тварей. Краску, с которой все красильщики мира бессильны что-нибудь сделать, красильщик его мощи перекрашивает таким образом“.

„Затем он спросил меня, — сказал придворный, — если во время сближения и слияния, при брачном сожительстве удовольствие мужчины и женщины одинаково, то почему же обязанность платить вено падает на мужа?“ — „Хотя услада мужчины и женщины одинакова, — отвечал хлебопашец, — женщина испытывает страдание от утраты девственности, несет бремя беременности и кормления, переносит страдания родов. Вот потому-то за такие мучения и страдания бремя вена кладут на шею мужчины, цепь брачного дара накидывают на шею мужей“.