Книга предсказанных судеб

Когда они подъехали к больнице, Филипп умер. Реанимобиль проследовал прямо к моргу.

– Мы ничем не могли помочь – травмы, несовместимые с жизнью… Подождите пока здесь, – на ходу сказала ей врачиха.

Дверь за ней закрылась. А Ольга осталась ждать на улице. Она никак не могла сообразить, что же ей делать, поэтому бессмысленно топталась у входа в морг и курила, по щекам ее, не переставая, текли слезы.

«Надо собраться, надо кому-то позвонить, только вот кому…» – повторяла она, и тут ее точно пронзило… Эта фраза, прочитанная вчера в часослове: «Господь милостью своей даровал быструю смерть графу Помар де Рабюсси». И перед глазами явственно предстала страшная картина аварии…

Вот он, тот проклятый перекресток… Вот Филипп, он выходит из такси и, заметив Ольгу, машет рукой. Вот он идет ей навстречу. Она его видит и, внутренне приготовившись, ждет, уже зная, что ему скажет. Он на середине пешеходного перехода, их разделяют какие-то пять-семь метров, еще секунда-другая, и он войдет в открытое кафе и сядет за столик к ним с Виктором Семеновичем.

Но дальше произошло ужасное… Господи! Какое-то мгновение, вспышка, электрический разряд… Перед глазами промелькнула тень, Ольга даже не сразу сообразила, что случилось. Как, откуда выскочила эта летящая на сумасшедшей скорости машина. Будто из-под земли вынырнула. Ни цвет, ни марку, ни уж тем более номер автомобиля Ольга не запомнила, не слышала она и характерного визга тормозов. Лишь смутная тень стремительно пронеслась мимо нее, увлекая за собой стоявшего на переходе Филиппа. Звук глухого удара резанул по ушам. Как невесомая тряпичная кукла, Филипп взмахнул в воздухе руками, пролетел несколько метров и, натолкнувшись на фонарный столб, сполз на землю…

Не слыша собственного крика, Ольга выскочила из-за столика и рванулась к нему. Следом за ней бросились официантка из кафе, адвокат и еще кто-то из посетителей.

Филипп лежал ничком, раскинув руки, в какой-то неестественной позе. Его правая нога, без ботинка, с вывернутой в обратную сторону ступней, мелко дрожала. А под ним красная, липкая, дымящаяся лужа крови, смешиваясь с дорожной пылью, быстро увеличивалась. Непонятно зачем Ольга подобрала ботинок, который валялся рядом на дороге, машинально отметив про себя, что он абсолютно новый, неношеный. Она склонилась над Филиппом и тронула его за руку. Вокруг собралась толпа. За спиной у Ольги переговаривались испуганные голоса.

– Надо вызвать полицию!

– Не полицию, а «Скорую». Он еще жив!

– Не жилец – ботинки слетели.

– Подумать только, а водитель ведь даже не остановился!

– Надо же.

– Номер я не запомнила, но это точно была серая «девятка».

– Мужчина, не серая, а бежевая.

– Ах! Ох! Среди бела дня…

– Надо наложить жгут!

– Боже! Какой ужас!

Ольга хотела перевернуть Филиппа лицом вверх.

– Нельзя переворачивать! – остановил ее кто-то.

– Женщина, вы что, его знакомая?

– Боже мой! Филипп! Филипп, ты меня слышишь? – Ольга аккуратно приподняла его окровавленную руку, стараясь нащупать пульс. Рука была горячей.

От вида крови у нее закружилась голова, она покачнулась… И не заметила, как из образовавшейся толпы вынырнул и стал торопливо удаляться ссутулившийся человек в спортивной куртке и темных очках, резко диссонирующих с его костюмом.

* * *

На скамейку у входа в морг, где сидела Ольга, устало опустился Виктор Семенович. В «Скорую» его не взяли, и он добирался своим ходом:

– Олечка, ты как? – заботливо спросил адвокат.

– Ох, Виктор Семенович. Даже не знаю…

– У меня валидол есть. Дать? – Шепелёв протянул ей упаковку.

– Давайте, – прозвучал ее безжизненный голос.

– Ты посиди, а я пойду с документами разберусь. Подождешь?

– Да. Наверное, мне надо куда-то позвонить… в посольство или…

– Разберемся, деточка.

– Боже мой… Казалось бы, еще два часа назад я собиралась просто стереть его в порошок. Нет, правда, Виктор Семенович. А сейчас вот реву и не могу остановиться… – Ольга сунула под язык таблетку, показавшуюся ей совершенно безвкусной.

И по щекам ее ручьями потекли слезы.

20. Траур

Франция, Бургундия, графство Помар, 1499 г.

– …и слезы нескончаемым потоком текли у меня по щекам. Сколь ни горьки были нанесенные мне обиды, ибо в супружестве я не обрела ни любви, ни уважения, ни покоя, долг вдовы неизменен: молиться, скорбеть и оплакивать своего супруга.

И вот рука об руку с сыном, дочерью и кузеном Анри я шествовала вслед за катафалком с телом новопреставленного графа Мишеля Помар де Рабюсси. За нами с громкими скорбными причитаниями двигалась благородная свита графа, не менее двадцати господ, а за ними челядь во множестве. И каждый под черным одеянием своим нес подлинные страдание и боль, каждый на свой лад печалился, рыдал, причитал, заламывал руки. Горе, возлюбленные мои дети, обладает поразительной силой объединять людей и высокого, и низкого рождения. Я видела, как стоявшие вдоль дороги простые горожане при появлении кареты с черным покровом вставали на колени и плакали. И нельзя было усомниться в их искренности, в их горячей сопричастности к горю своих сеньоров.