На его зов откуда-то изнутри явился еще один мужчина, тоже бородатый и в такой же овчинной безрукавке поверх тонкого черного свитера. Мужчины перекинулись парой фраз, и тогда вновьпришедший обратился к нему на чисто русском языке:
-У тебя все в порядке, парень?
И все-таки в речи его чувствовался не акцент, не пресловутая излишняя правильность речи, не чуждая интонация даже, а какое-то смещение привычных оборотов речи, чуть "сдвинутый" набор их.
-Как будто бы да... А в чем дело-то?
-Только в том единственно, что по картам нашим выходит, что до ближайшего жилья верных восемьдесят пять километров, а ночь - вот она. Может, заночуешь?
Он небрежно пожал плечами:
-Мне уже недалеко. Эти самые восемьдесят пять я как раз и прошел за сегодня, с трех ночи.
-О-о-о... Тогда проходи, посиди хоть посредственно в кумпании.
Он сидел за столом, вытянув ноги, и блаженствовал, а свитер его тем временем исходил паром и распространял запах мокрой овчины, будучи распят на раскаленной дуге сушилки.
-Выпьешь?
-Спасибо. Даже вкуса знать не хочу. За меня мой папа все выпил в молодости...
-Поешь?
Но он опять, несколько удивляясь себе, только помотал отрицательно головой:
-Лучше поголодать, чем размякнуть, вы же знаете.
Кликнутый "master"-ом понимающе покивал головой:
-Это, однако, так... А ты не хочешь, случайно, присоединиться к нам? А чего, в самом деле? Нашу жизнь, если хочешь знать, ни с чьей не сравнить: и тихо, и привольно, и за окном каждый день что-нибудь новенькое.
- А куда вы сейчас?
Тот только пожал плечами:
- Да как обычно... Торнишляхом вдоль всего Леса с востока на запад. Самую малость только к югу забирая, так что весну встретим на полмесяца раньше. А там - на "катки", да и в Пески на все лето, вдоль Гуннарова Тракта. Давай, право, парень ты стоящий, я вижу... Хельга! Вдруг позвал он, прерывая себя, и очень скоро на зов его в "кумпанию" вошла какая-то светловолосая девица его приблизительно лет. - Вот, дочке компанию составишь, у нас ее сверстников нет, а натура своего требует, далеко ли до беды...
Гость чуть прищурился, окидывая девушку оценивающим, но не бесцеремонным взглядом. Девица оказалась довольно рослой, длинноногой, крутоплечей, статной, с румянцем во всю щеку и огромными серо-голубыми глазами. Что называется, - кровь с молоком. Неожиданно для себя он восхищенно покрутил головой, а потом с его языка совершенно привычно сорвалась обыкновенная вроде бы, но абсолютно, совершенно немыслимая для него фраза:
- Не-ет, мастер Марк... ТУТ ТОЛЬКО СВАТОВ ПОСЫЛАТЬ ВПОРУ... ЕЖЕЛИ ДАМА НЕ ПРОТИВ, РАЗУМЕЕТСЯ.
- О, да ты, оказывается, знаешь мое имя?
- Наслышаны, как же. Не такие уж мы пеньки лесные.
- Ну, с ней я поговорю... Только как посылать-то будешь?
- НУ, ДЛЯ НАС ЭТО НЕ ПРОБЛЕМА, ВЫ ЖЕ ЗНАЕТЕ...
Помолчав, хозяин спросил все-таки еще раз:
- Может, останешься все же, переночуешь?
- Спасибо, мастер Марк. Я не просто так, как вы сами понимаете, отправился за сто километров на своих двоих, у меня дельце есть. Небольшое, но неотложное. И - ждут меня, боюсь, начнут волноваться.
-Что ж... Тогда не смею задерживать. Но и отпускать тебя просто так - уж совсем не по-людски. Дочка, налей ему фляжку "Дикой Розы", да погорячее...
-А чего ж сородичи на Крылатом не подкинули-то?
Но он, натягивая сухой, восхитительно горячий свитер, только оттопырил губу:
-Кланяться еще из-за мелочей...
-Да, за-анятный ты все-таки парень...