— У тебя все в порядке, парень?
И все-таки в речи его чувствовался не акцент, не пресловутая излишняя правильность речи, не чуждая интонация даже, а какое-то смещение привычных оборотов речи, чуть "сдвинутый" набор их.
— Как будто бы да… А в чем дело-то?
— Только в том единственно, что по картам нашим выходит, что до ближайшего жилья верных восемьдесят пять километров, а ночь — вот она. Может, заночуешь?
Он небрежно пожал плечами:
— Мне уже недалеко. Эти самые восемьдесят пять я как раз и прошел за сегодня, с трех ночи.
— О-о-о… Тогда проходи, посиди хоть посредственно в кумпании.
Он сидел за столом, вытянув ноги, и блаженствовал, а свитер его тем временем исходил паром и распространял запах мокрой овчины, будучи распят на раскаленной дуге сушилки.
— Выпьешь?
— Спасибо. Даже вкуса знать не хочу. За меня мой папа все выпил в молодости…
— Поешь?
Но он опять, несколько удивляясь себе, только помотал отрицательно головой:
— Лучше поголодать, чем размякнуть, вы же знаете.
Кликнутый "master"-ом понимающе покивал головой:
— Это, однако, так… А ты не хочешь, случайно, присоединиться к нам? А чего, в самом деле? Нашу жизнь, если хочешь знать, ни с чьей не сравнить: и тихо, и привольно, и за окном каждый день что-нибудь новенькое.
— А куда вы сейчас?
Тот только пожал плечами:
— Да как обычно… Торнишляхом вдоль всего Леса с востока на запад. Самую малость только к югу забирая, так что весну встретим на полмесяца раньше. А там — на "катки", да и в Пески на все лето, вдоль Гуннарова Тракта. Давай, право, парень ты стоящий, я вижу… Хельга! Вдруг позвал он, прерывая себя, и очень скоро на зов его в "кумпанию" вошла какая-то светловолосая девица его приблизительно лет. — Вот, дочке компанию составишь, у нас ее сверстников нет, а натура своего требует, далеко ли до беды…
Гость чуть прищурился, окидывая девушку оценивающим, но не бесцеремонным взглядом. Девица оказалась довольно рослой, длинноногой, крутоплечей, статной, с румянцем во всю щеку и огромными серо-голубыми глазами. Что называется, — кровь с молоком. Неожиданно для себя он восхищенно покрутил головой, а потом с его языка совершенно привычно сорвалась обыкновенная вроде бы, но абсолютно, совершенно немыслимая для него фраза:
— Не-ет, мастер Марк… ТУТ ТОЛЬКО СВАТОВ ПОСЫЛАТЬ ВПОРУ… ЕЖЕЛИ ДАМА НЕ ПРОТИВ, РАЗУМЕЕТСЯ.
— О, да ты, оказывается, знаешь мое имя?
— Наслышаны, как же. Не такие уж мы пеньки лесные.
— Ну, с ней я поговорю… Только как посылать-то будешь?
— НУ, ДЛЯ НАС ЭТО НЕ ПРОБЛЕМА, ВЫ ЖЕ ЗНАЕТЕ…
Помолчав, хозяин спросил все-таки еще раз:
— Может, останешься все же, переночуешь?
— Спасибо, мастер Марк. Я не просто так, как вы сами понимаете, отправился за сто километров на своих двоих, у меня дельце есть. Небольшое, но неотложное. И — ждут меня, боюсь, начнут волноваться.
— Что ж… Тогда не смею задерживать. Но и отпускать тебя просто так — уж совсем не по-людски. Дочка, налей ему фляжку "Дикой Розы", да погорячее…
— А чего ж сородичи на Крылатом не подкинули-то?
Но он, натягивая сухой, восхитительно горячий свитер, только оттопырил губу:
— Кланяться еще из-за мелочей…
— Да, за-анятный ты все-таки парень…