Полагалась, что если дух человека во время земной жизни, однажды достиг некоей высоты, был на нее допущен богами, то он вообще навсегда сохраняет возможность подыматься и быть на этой высоте. Это положение подтверждается жизненной практикой.
Стало быть, когда человек умрет, его дух, сбросив телесную оболочку, поднимется на ту высоту совершенства, которую он смог понять и узнать хотя бы однажды при жизни в теле, и будет пребывать в ней. Без такого понимания, мистерии имели бы смысл сиюминутных развлечений, и не имело бы особого смысла скрывать их.
Это понимание должно было быть сопряжено с тайной. На такую возможность обретения вечного блаженства при новом уровне бытия духа, делали ставку просвещенные люди. Плебс же был обречен проводить жизнь бесцельно, отдавая богам жертвы и прося земной корысти.
3. Теперь сделаем важное заключение, которое носит общемировой характер. Античность надорвалась в то время, когда люди осознали, что поддержку богов нельзя получить только с помощью жертв. Считать, что богам нужны только жертвы, или что это важный источник их жизни, что без жертв боги умрут — оказалось неверным!
С одной стороны это было осознанно умными циниками. С другой, весь традиционный античный культ был ориентирован на жертвование богам. Начался религиозный кризис. Он разрешался посредством развития мистерий и абстрактных, герметических учений. С другой стороны, он разрешился рождением христианства.
Теперь взглянем на религиозную историю Индии, чтобы указать на закономерность. Кризис ведической религии, основанной на жертвоприношении Индре и Агни, привел к появлению движений аскетов и отшельников. Они так же, как и просвещенные люди античности, не признавали действенности религии жертвоприношений. Среди них были сторонники всех вариантов религиозной духовности. Они выдвигали новые идеи, утверждая: "Пусть человек сто лет ухаживает за огнем в лесу и пусть он воздаст честь, — хотя бы на одно мгновение, — совершенствующему себя. Поистине, такое почитание лучше столетних жертвоприношений". (из Дхаммапады). Кончилось все это рождением другой мировой религии — буддизма.
Таким образом, исторически, язычеству оказалось трудно сделать переход от культа жертвоприношения до культа духовного совершенства. Упрощенно говоря, перейти от сделки с божеством к отдаче ему своей души.
Когда в своей книге "Язычество древней Руси", Б.А. Рыбаков говорит об апогее язычества Руси, он неявно подразумевает апогей эпохи жертвоприношений. Эта эпоха неизбежно сменилась бы другой — эпохой духовного поиска и понимания того, что если божеству что-то нужно, то это сам человек, его душа и деяния, а не жертва. Эта другая эпоха, для нас только началась. Она была на столетия задержана христианством.
В свете такой исторической картины, становится ясно, что мы должны зажечь новую языческую веру, лишь опираясь на свое древнее наследие. Только так и будет правильно: должна быть и новизна, и преемственность. Язычество бессмертно. Поэтому, если мы сегодня не вложим его в совершенные формы, оно будет жить в иных, не красивых вариантах, и им будут владеть склонные к пороку слои общества.
Из этих соображений становится ясно, какое значение и место в истории получают рассуждения античных жрецов времен конца эпохи.
4. Наш разбор духовного самоотречения античности начнем с атеиста — Псевдоаристотеля. Такое имя получил поздний античный автор, написавший поучение "О мире", якобы данное Аристотелем для Александра Македонского. Приведем из него фрагменты:
"Итак, космос — это совокупность неба и земли, а так же всего в них заключенного… Если ветер сдавлен в плотном и влажном облаке, и с силой из него вырывается, разрывая составляющую оболочку облака, возникает грохот и шум, называемый громом, как будто рокочет с силой прогоняемый через воду воздух. Огненный блистающий ветер, вырывающийся из разрыва в облаке, называется молнией — астапой. Хотя молния возникает вслед за громом, взору она является раньше, поскольку акустические явления отстают от оптических: эти видимы срезу же, а те — только когда достигнут слуха… Черные молниии-керавны называются псолоентами, быстро проносящиеся молнии — аргетами, а отличающиеся затейливым путем — геликиями. При ударе в землю они называются опять же скептами…"
Вот оказалось как! Такое обилие названий для одной молнии свидетельствует о пристальном к ней внимании. Это внимание основано на вере в Зевса или Юпитера — громовержца. Надо думать, что по молниям узнавали его волю. По крайней мере, ясно, что хозяйственного значения вся эта масса специальных терминов не имеет. Но наш философ — атеист! Он не верит в своих античных богов, и объясняет явления Природы не через богов, а через натуральную философию.