Когда воскресным утром я в семь утра вышел на крыльцо, мистер Кобб был уже на ногах и осматривал свой велосипед. Солнце пекло нещадно, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Мистер Кобб заметил, что с моей стороны очень разумно выйти в такую погоду пораньше, но поскольку он едет на велосипеде, то тронется в путь чуть позже.
Я двинулся через парк, перешел по мосту речку Сли и оказался на аллее, по обеим сторонам которой росли вязы. Добравшись до моста через Ракингтон-Бек, я услышал позади громкий свистящий шум. Вначале я подумал, что это, должно быть, мистер Кобб изо всех сил крутит педали, и, даже не оборачиваясь, окликнул его и спросил, что заставило его так рано выехать и куда он так спешит. Ответа не последовало, и, хотя я ничего не видел, шум, казалось, пронесся мимо и стих вдали.
Вечером мы с мистером Хичкоком отправились в экипаже в ивдонскую церковь, в Хаверхольме. После службы, рассказав мистеру Хичкоку об утреннем происшествии, я задал несколько вопросов приходскому священнику. Он был учителем последнего лорда Уинчилси и его брата и должен был знать об этом месте больше других. Священник ответил, что аллея пользуется дурной славой, и, когда ему случается бывать в аббатстве вечером, он никогда по ней не возвращается. Существует предание, что там появляется призрак канонисы, особенно часто ее видели у одного дерева неподалеку от моста через Ракингтон-Бек.
Я снова посетил Хаверхольм в конце лета 1907 года. Однажды вечером, пока я там гостил, миссис Хичкок вышла прогуляться в сопровождении горничной и своего абердинского терьера. Они пошли по аллее. Ни миссис Хичкок, ни горничная ничего не видели и не слышали, но не успели они подойти к мосту, как пес жалобно завыл и в ужасе бросился назад к дому. Вернувшись, они едва нашли его, он забился в какой-то угол и некоторое время отказывался выходить.
Истории мистера Дандаса
«Я всем заплачу завтра»
Вначале я должен рассказать, как услышал эту историю. Вероятно, вам всем известно, что в прошлом году мы воевали с Афганистаном[13]
. Война эта закончилась внезапно и быстро, потому что в Индии у нас был очень большой самолет, который назывался «Старый монах». Экипажу был отдан приказ бомбить Кабул. Это произошло вскоре после убийства последнего эмира, в котором подозревали эмира нынешнего. Главной целью бомбардировки города было напугать мать эмира, что и было сделано, так как вскоре мы получили послание, в котором говорилось, что афганцы просят мира.Между нашими аванпостами и Кабулом находится гора, достигающая 6000 футов (на 2000 футов выше Бен-Невиса), и летчики испытывали на обратном пути большие трудности. Они различили вершину, лишь когда были уже совсем близко от нее и едва ушли от столкновения, изрядно повредив самолет. Пилот был совсем небольшого роста, всего четыре фута пять дюймов, по имени Хале, известный летчик, а с ним был его товарищ, авиатор по имени Виллье, который служил во Франции, затем ушел из авиации и вел дела в Калькутте. Но когда началась война с Афганистаном, он вновь вступил в вооруженные силы.
Вскоре после этого я вернулся домой в Англию и встретил Виллье на борту судна «Пенинсьюлар энд ориентал»[14]
. Тогда я еще не знал, что он летчик, но однажды около полудня разговорился с ним и двумя старыми полковниками из Индии, служившими бригадирами в Месопотамии. Речь зашла о Галлипольском полуострове и Месопотамии, в особенности о действиях австралийских войск в тех регионах.Виллье пообещал тогда рассказать одну любопытную историю об австралийской военной авиации. Было жарко, и я предложил выпить виски с содовой, но он отказался, объяснив: «Если я выпью, вы точно мне не поверите».
Во Франции лагерь военных летчиков был расквартирован рядом с австралийской эскадрильей. Французские пилоты были в основном совсем молодыми людьми от девятнадцати до двадцати четырех лет, а некоторые даже моложе. Австралийские летчики отличались беспримерной отвагой, но между вылетами проводили время за игрой и выпивкой, следуя принципу: «Будем есть, пить и веселиться, ибо завтра умрем».