— Ваше радушие не знает границ! — стиснул он зубы.
— Не стоит благодарности, отче. Располагайтесь. Можете откинуться на спинку и подремать — правда, там длинная игла, и она всенепременно продырявит ваш затылок, но, как известно, за удовольствие приходится платить.
То, что видел священник со своего «насеста», представлялось более, чем мрачным. Какие-то склянки с человеческими органами, обгрызенные конечности. Похоже, лемут не только выведывал правду из своих пленников, но иногда и закусывал ими же.
— Вижу, друг мой, вы немного осмотрелись, — осклабился Кипл. Когда он улыбался, кожа на щеках и на лбу отвисала, отчего лицо становилось похоже на ритуальную маску, давно отслужившую свой век, но все еще хранимую колдуном как дань ушедшей молодости. — У нас мило, не правда ли?
— По-моему, у тебя грязновато!
— Я вам не Волосатый Ревун какой, — насупилась зеленая человекоподобная тварь, — а палач высшей пробы. Да будет вам известно, что оказаться у меня в руках — величайшая честь, каковой только может удостоиться пленник, приговоренный к истязанию. Извольте обращаться на «вы».
— Выродок, — дернулся в своих путах киллмен.
— Не стоит тратить драгоценное время на бесполезные споры, тем более, что у вас его осталось немного, — довольно зашипел лемут. — Клянусь силой Нечистого, что через какие-нибудь два-три часа вы станете сговорчивым, словно ягненок. И тогда на смену мне придет другой.
— Тоже хороший специалист? — не удержался Дигр.
— О, несомненно, несомненно. Скажу вам по секрету — второго такого нет на всем Мануне.
— И чем же он занимается?
— Магией, — просто ответил Кипл. — Фреди наложит заклятие, которое заставит вас выполнять наши приказы даже вопреки своим желаниям. — Лемут довольно засипел. — А потом, отче, мы вас выпустим, и вы, не сознавая того, выполните свою миссию. Правда, вы не будете и понятия иметь, в чем же она состоит. А потом, справившись с задачей, вы обязательно покончите жизнь самоубийством. Потому что начнете понимать, что натворили собственными руками.
С этими словами Кипл вынул из жаровни раскаленную кочергу и, приложив ее к плечу Дигра, долго слушал, как тот заходится нечеловеческим криком.
— Вот работаю, и чуть не плачу, — задумчиво проговорил уродец, — а что делать — приказ.
Однако муки жертвы явно доставляли Киплу удовольствие. Черные глазки его сверкали, как два слизняка в лучах утреннего солнца. Блаженная улыбка блуждала на отвратительном лице.
— Здесь самое важное, — приговаривал Кипл, поводя кочергой из стороны в сторону, — не пережать. Чтобы кость не потревожить. Иначе, отче, вмиг сознание потеряете. Врачуй вас потом. А я этот запах страсть не люблю. Да ты кричи, кричи, не стесняйся. Можешь меня обругать, страсть люблю, когда меня ругают!
— Гадина! — проорал Дигр. — Да я из тебя…
Глит усмехнулся и вновь повел кочергой. Когда железо остыло, подошла очередь иглам, загоняемым под ногти. А потом палач вздернул жертву на дыбу и принялся охаживать кнутом. Он уже не выглядел столь бодрым — несмотря на все свои усилия, ему никак не удавалось сломить дух священника. Зеленоватая кожа Кипла покрылась бледной слизью — так всегда случалось, когда он начинал терять терпение.
— Да что же он все не светится, — бормотал Кипл, вовсю орудуя пыточными щипцами, — в чем душа держится, а кристалл — словно мертвый.
На груди Кипла на золотой цепи висел прозрачный шар, в котором трепетал обморочный желтоватый огонек. Сломай живодер волю истязаемого — этот огонек из желтого превратился бы в кроваво-красный с черными вкраплениями. Но священник держался. Неведомо как, но держался.
— А, ну тебя! — Кипл в раздражении отбросил щипцы. — Маяться с тобой!
Вообще-то, в том случае, когда палач не справлялся со своими обязанностями, участь его ждала незавидная. Несмотря на то, что интеллект у пыточников был необыкновенно развит, С’тана считал их обыкновенными слугами, а значит, за малейшую провинность мог лишить жизни. Конечно же, под такой угрозой глит не отступил бы, пока не упал сам, но сейчас у него имелась отговорка — палач по кличке Миляга.
Теперь предложение Миляги выглядело более чем заманчиво. Отдать своего подопечного палачу — и пусть потом с мастером сам разбирается. А он, Кипл, всегда сможет сказать, что просто исполнял приказ.
— Все, хватит, — рявкнул Кипл, — надоел ты мне, отче, и во грех вогнал страшный. Приходится недоделанную работу бросать.
— Я не мог вогнать тебя в грех, исчадие ада, — прохрипел чуть живой метс, — ибо ты есть сам грех во плоти. И дыхание твое подобно зловонной кло…
Увидев, что священник потерял сознание, Кипл еще более укрепился в своем решении. Приводить его в чувство и начинать все заново — нет, это выше его сил.
Живодер снял с указательного пальца правой руки перстень с большим, не менее пяти каратов, бриллиантом и поднес ко лбу. «Он твой, Буркс.» Магический камень усилил ментальные волны и донес их до сознания палача.
Не успел Кипл надеть перстень, как в пыточную вломился Миляга:
— Где он?
Глит раздраженно махнул рукой в сторону окровавленного тела.
— Эх, Кипл, Кипл, не умрешь ты своей смертью!