Книга пустых жизней и не очень

Так сидели все смирно в страхе проливать кровь: ведь зачем убивать, коль не может без них делать вновь?

И курили всё больше люди в Москве, всё на Рай полагаясь, выкуривая сигарету с Богом общаясь. Каждый ждал свой успех, что настанет тогда, когда чрез Рай этот, умирая пройдёт их душа.

И раздался смех рока, и раздался смех смерти: то возмездие Бога за курения эти. Потому что курили всё, не понимая главного: вред-то не в сигарете, а в вытеснении дурмана покаянного.

Но конец не станет сей вредной привычке – всем не нужен и Рай, лишь бы были отмычки, чтоб разрушился Рок и пошло наше время, где осталось свободным искореженное человеческое бремя.

В вере дальше и смерти, и агония есть, но при сигарете не страшна даже месть. Если вас убивают – закурите и всё. Всех уничтожает – потерпите в покое, осознав, что говно есть растений еда без мечты и вы не зверьё. Просто цикл природы надо принять – ничего здесь не может мир вам лишнего дать.

Не смею взирати на небо

В Москве начальник крупный я: на купола церквей смотря, мечтаю больше заработать, а заберёт себе всё это моя жёнушка-змея. Не смею на небо взирати я в суе: ведь грешно всё это, а дела мои просто в ажуре.

Осуждает народ нас и друг друга, хотя сами тот ещё сброд.

И по циклу мы спорим, веруя Небесам. Только где это небо? Здесь или там?

В мире нету проблем, а только иллюзии, которыми люди доводят себя до контузии. Они режут друг друга, совершают убийства, что просто есть следствие природного у них фашизма.

Никогда я не знал своего осуждения. Ну а что же есть суд? Не это спасение? Все хотят уходить, улететь и спастись, но бежать давно некуда, потому что мы есть. От себя не сбежишь без принятия страданий и в этом весь рок людей начинаний. Что не делай всё это закончится крахом, потому что обеты облиты прошлого страхом.

Перед нами тупик даже обыденной деятельности, только поют президенту все перспективы деятельности написанной.

Токмо молюся

Я сошёл с ума и токмо молюся каждый день. Меня сумасшедшим считают за мою мольбу каждый день, чтобы смиловались надо мной Небеса: я боюсь жутко Боли и боюсь Ада.

Все мечтают об ангелах – небожители люд. Только Адом становится родной даже пруд. Одинаковой местности в разнообразной обыденности люди предпочитают Небесные чуждые прелести.

Всем нам хочется делать, всем нам хочется спроса, а по факту нельзя нам: можно переесть просто. Все мы держимся в форме, как в Америке люди. Наряду с нами черти воют в техногенном омуте. Кто-то паратехническим это всё называл, только суть не меняется: смерть от этого я ожидал.

Глагольство Москвы

Дороги московские полны одного и того: одни и те же машины, одни и те же рожи. Ничего необычно, всё по правилам дорожного движения. Я пишу это искренне. В этом нет осуждения. Молодцы все водители, что не истребляете население. Потому что смятение у всего населения.

Москвичи любят рынок обсуждать: по чём продавать и по чём покупать. Покупаем мы вещи – дома целые горы, но для эксплуатации не хватает нам пороха. Потому что хотят люди это купить и хранят вещи дома, не желая всё это где-то употребить.

Людям надо лишь власти, людям надо лишь славы, но приложение жизни в действии предполагает хотя бы начало. Там продолжить не долго – только были бы силы, потому что по жизни в поисках краха существуют все уныло.

Все бегут развлекаться, словно в жажде наркотика, а иные сношаются, остерегаясь небесного дротика. Обнажается ложь где-то грешной любви: лучше бы они приняли, что работать требуется вместе для вечной любви. Это даже животные делают для своего потомства: сначала условия ищут, а потом лишь по плану сношаются формальненько, быстро и просто.

А потом удивляются люди Москвы: почему извращенцами становятся их сыны. Формируется страх, что если не буду, то меня Аллах повесит на гвозди, словно Иуду.

Это всё наши жизни – люди все не темны. Это всё унижение, что в вашем сердце дарует мечты.

Проверяйте искренность вашей любви: заставлять себя в страхе хуже, чем казнь от Сатаны.

Даждь ми свободы

Молилась москвичка Богу о своей свободе, так как жила только к своему мужчине угоде. Она рано познала, что, если женщина ты, то ты рабское мясо, на котором плодятся все наши скоты. Это всё унижение сердца её, что день ото дня гнобило её.

Ей хотелось полёта, а надо стирать; ей хотелось работать, а надо убираться и мужу галстуки одевать; ей хотелось учиться, но ребёнка важнее учить, ей хотелось отмыться, но нужно дальше в порядок себя приводить.

И жила она так до конца своей жизни, умерев в сожалениях отсутствия пользы нашей отчизне.

Если женщина ты, просто помни одно: во всем знать нужно меру, разгребая чужое дерьмо. Потому что ребёнком заниматься за всех негоже: он сам должен учиться общаться немножечко тоже. Надо просто смотреть, чтоб нигде не убился и свои дела делать не за мужа, а заниматься рассудком при социальном садизме.

Никто не имеет свободы в России, но все гнобят женщин, чтоб ощущать себя шире: издеваются все, так как низшим тварям чуждо мыслить в мечте.