Книга пути

И он сел в машину. Проезжая по улицам Джайпура ранним утром, в первый и последний раз в жизни, он старался смотреть по сторонам, запоминая те неожиданные сцены, что бросались в глаза. На улицах уже шли и ехали люди, дыша утренней прохладой. Он видел, как из узкой и раскрашенной двери на втором этаже небольшого дома вышли семь обезьян. Рядом была лестница вниз. Но они не воспользовались лестницей. Первая обезьяна перелезла через выступ крыши и вступила на карниз, встала на четвереньки, и за ней стали спускаться остальные. Каждая взялась за хвост соседки, и так они пошли по карнизу по своим делам. Никто не оглянулся. Никому это не показалось странным.

Что они делали в доме, почему вылезли на карниз, этого не мог знать и никогда не узнает Бомпер.

Девушка совершала свой туалет, сев на корточки и смотрясь в канавку, по которой медленно журчала вода. Девушка смотрела в воду, как в зеркало, причесывалась, красила брови и губы с полной серьезностью городской кокетки.

Пахло кисло-сладким дымом кизяка. Одинокие прохожие кутались в длинные платки, подобие пледов. Шумно сипели верблюды, мерно шагая друг за другом. Где-то захлебывался криком осел. На выезде из города машина Бомпера чуть не столкнулась с автобусом на повороте.

Шофер Бомпера—молодой нарядный сикх и шофер автобуса — раджпутанец обменялись проклятиями, потом сикх сказал, подмигнув Бомперу:

— Хороший знак — уцелели!

И вот снова потянулись уже виденные Бойлером пейзажи, холмы, рощи, поля. Рядом с дорогой по полю большими скачками куда-то мчалась обезьяна, рослая, чем-то напоминающая Серого Ханумана. Куда мчалась эта обезьяна? Это один из гонцов Ханумана, фантазировал Бомпер, он спешит осведомить Дели о грядущем прибытии туда Лидера всех обезьян. С каждым километром, отдалявшим его от Джайпура, Бомпер успокаивался все больше. Ему уже начинало казаться, что все, что было, ему внушили какие-то неизвестные силы и не было ни Шри-гуши, ни Нуэлы. А Серый Хануман? Нет, он был, это точно...

Шофер-сикх оказался словоохотливым. Бомпер ничего не имел против и охотно слушал болтовню шофера, видимо, рассказывавшего всем, кого он возил по этой дороге, одно и то же. Сикх говорил, что по этой дороге не ездят ночью, потому что бывали случаи, когда леопарды и даже тигры нападали на машины, прыгали на ходу, как однажды тигра, вскочившего на грузовик, шофер привез в Джайпур, рассказывал о прошлых временах, когда раджи ездили на охоту на слонах в сопровождении большой роскошной свиты, а крестьяне должны были бросать работу и выгонять им навстречу диких зверей. Много говорил шофер, почти не переставая, усыпляя Бомпера своими рассказами.

Бомпер уже начал безмятежно дремать, когда они въехали в джунгли. Солнце сияло, и в этом солнечном блеске джунгли по обе стороны дороги превращались в ослепляющее пестротой скопление деревьев, кустарников, высоких трав, лиан, радужного полумрака.

Бомпер всматривался в эти мутные, раскрашенные дали, откуда к дороге выбегали тропы, а изумрудные полянки манили на отдых.

— Стой, — сказал он шоферу, и сикх остановил машину. Бомпер вышел и остановился как зачарованный, смотря перед собой. Сикх взглянул тоже и понимающе засмеялся.

Бомпер тихо, на цырочках двинулся к небольшой полянке, недалеко от дороги. Он шел, не веря глазам, и остановился не дыша.

На расстоянии десяти шагов от него на серых камнях сидели пять больших обезьян. Сидели они, рыжеволосые, веселые, спокойные, в свободных позах, почесывая там, где чесалось. Они переглядывались друг с другом, отлично понимая, что каждый хотел выразить своим взглядом, и не обращали никакого внимания на Бомпера.

Перед обезьянами на лужайке ходил павлин, распустив веером свой великолепный хвост, сделанный из тончайшего мрамора. Белизна его светилась на темном сплетении джунглей. Павлин прохаживался, исполненный гордости, самолюбия и сознания собственной красоты. Он как бы демонстрировал свою грацию и величие. Он по временам склонял свою длинную шею, и тогда вспыхивал высокий белоснежный хохолок, каждый волос его был увенчан нежным белым помпоном.

Когда первый павлин величественно отошел в сторону кустов с большими голубыми цветами, обезьяны заворочались на своих местах, как будто выражая свое мнение о виденном. И тогда легкими шагами вышел на лужайку второй павлин. Большая мраморная птица, поворачиваясь через каждые два шага, как бы оглядываясь, шла по траве и так раскрыла свой мраморно-снежный веер хвоста, что обезьяны заерзали на своих камнях от восторга и бурно зачесались.