Когда мы узнаём о трагедии, произошедшей с кем-то другим, собственная ситуация уже не кажется такой критической. Но Далай-лама говорил не об этом. Он не противопоставлял свою беду чужой, а
Я вспомнил поговорку «Боль неизбежна; страдание – выбор каждого». И задумался, как соотносится с этими словами умение Далай-ламы «менять фокус». Возможно ли испытывать боль, не переживая по этому поводу, будь то физические проблемы или муки изгнания? В буддизме есть сутра (наставление Будды), которая называется Саллатха-сутта: она проводит четкое различие между нашим ощущением боли и страданием в результате реакции на боль. «Испытывая боль, неподготовленный человек печалится, горюет и плачет, бьет себя в грудь и ударяется в отчаяние. Таким образом, боль удваивается – помимо физической, возникает еще и духовная. Как человек, в которого пустили одну стрелу и вслед за ней вторую: в результате он испытывает боль от двух стрел». Кажется, Далай-лама говорил о том, что, взглянув на ситуацию шире, с менее эгоистичной точки зрения, мы можем избежать беспокойства и страдания, причиняемых второй стрелой.
– Есть еще кое-что, – продолжал Далай-лама. – На каждое событие можно взглянуть с нескольких углов. Например, мы потеряли свою страну и стали беженцами, но этот опыт позволил нам больше узнать. У меня появилась возможность познакомиться с разными людьми, учеными и представителями многих конфессий – с тобой, например. Она возникла лишь потому, что я стал изгнанником. Останься я в Потале, в Лхасе, так и жил бы в золотой клетке и был бы ламой,
– Так что я предпочитаю жизнь изгнанника и не жалею о последних пятидесяти годах. Я провел время с пользой, у меня было больше возможностей учиться и видеть жизнь. Если посмотреть с одного угла, кажется – о, какой ужас, какое горе! Но взгляни на ту же трагедию с другого угла и поймешь, что благодаря ей открываются новые возможности. Это же прекрасно. Именно поэтому я не грущу и не печалюсь. Знаешь, есть тибетская поговорка: «Твоя родина там, где твои друзья; твой дом там, где тебя любят».
Услышав это трогательное высказывание, все в зале затаили дыхание. Удивительно, как этим словам удалось облегчить и даже стереть боль пятидесяти лет, проведенных в изгнании.
– Очень красивые слова, – произнес архиепископ.
– А еще, – продолжал Далай-лама, – тот, кто любит тебя, и есть твой отец и мать. Я, например, считаю тебя своим отцом, хотя ты старше меня всего на четыре года. Конечно, ты вряд ли мог бы родить меня в четыре года, поэтому ты не настоящий отец, но… я все равно считаю тебя таким.
– Чудесные слова, – заговорил архиепископ. То, как Далай-лама рассказывал о своем изгнании, кажется, тронуло его до глубины души. – Я хочу добавить лишь одно, обращаясь к братьям и сестрам, которые слушают нас сейчас. Горе и печаль – чувства, которые чаще всего нам неподвластны. Их испытывает каждый человек. Допустим, кто-то вас ударил. Боль вызывает тоску и гнев; возможно, вам хочется отомстить. Но по мере духовного роста – неважно, в какой традиции, буддистской ли, христианской, – уч
Далай-лама попросил Джинпу перевести, что значит
Архиепископ поспешил объяснить.
– Это когда ты ходишь с таким лицом. – При этом он указал на Далай-ламу, на лице которого застыло выражение непонимания: тот выпятил губы, как будто и правда съел лимон. – Вот точно с такой миной, как у тебя сейчас! Ты выглядишь как самый настоящий кислый нытик.
Далай-лама все еще пытался понять, как человек может быть кислым, а Джинпа боролся с переводом.