Мне очень понравился дом моего друга Писунчика: передняя комната, спальня и кухня. Это был настоящий дом. В первой комнате работали. Во второй спали, а на кухне целыми днями парилась мама Писунчика, Хана-Двойра. Готовила обед и ужин для всех домочадцев.
Окно было открыто. Из окна был виден райский луг и пасущийся на нем Шорабор. Трое босоногих ангелов следили за тем, чтобы Шорабор не забрел в чужие сады. Один из них, Мойше-пастух, играл на дудочке, а другие пели.
Вечером ангелы-подмастерья воткнули иглы в лацканы и отправились мечтать о своей любимой. Папа Писунчика ушел молиться в портновский клойз. Мы с Писунчиком стояли у открытого окна. На райском лугу начинало темнеть. Мы слушали стрекот серебряных райских кузнечиков. Шорабор жевал траву. Я удивлялся его аппетиту.
Трое пастухов пели, то есть один играл на дудочке, а другие пели. Кто не слышал пения райских пастухов, тот не знает, что такое красота.
Дудочка чарующе и сладко затихала. Мы видели уже только силуэты трех пастухов и слышали тяжелую поступь Шорабора.
За деревьями взошла луна. Я толкнул локтем моего друга Писунчика, который стоял задумавшись.
— Писунчик, знаешь что?
— Что, Шмуэл-Аба?
— Давай немного прогуляемся.
— Куда, Шмуэл-Аба?
— Может, по аллее Трех праотцев?
— Согласен!
Мы расправили крылья и полетели. Писунчик глубоко вдыхал райский ветер.
— Твой папа — очень хороший ангел, Писунчик. Он так тяжело работает, а при всем при том так беден.
Писунчик ничего не ответил. Он не любил, когда говорили о бедности его папы.
На аллее Трех праотцев было полно парочек. Многие летали. Некоторые сидели на скамейках и шептались.
Что значил этот шепот, мы не понимали. Но он нам нравился. Мы дали себе слово, что, когда мы вырастем, каждый выберет себе ангелицу и тоже будет с ней шептаться в аллее Трех праотцев.
Мы услышали глубокий, тяжкий вздох. Мы взглянули, кто это вздыхает, и вдруг увидели портновского подмастерья Сёмку, который в одиночестве гулял по аллее.
С другой стороны аллеи послышался еще один вздох. Это вздыхал ангел Берл, который тоже не находил себе места.
— Когда мы вырастем и станем большими, мы тоже будем вздыхать, — сказал Писунчик.
— И еще сильнее, чем портновские подмастерья, — добавил я.
— Конечно, — согласился Писунчик, и мы опустились посреди аллеи.
Мы прогуливались туда-сюда. Прислушивались к шепоту, доносившемуся из-за деревьев. Ангел клялся всеми клятвами, ангелица не верила ему. Ангел грозил, что, если она не поверит, он бросится из рая на землю.
— Что ты здесь делаешь, Писунчик, иди домой!
Мы узнали сестру Писунчика Этл. Она гуляла по аллее со своей подругой.
— Я не хочу идти домой. Я хочу еще немного погулять с моим другом Шмуэл-Абой, — ответил Писунчик.
Этл ушла. Мы с моим другом переглянулись.
— Красивая у тебя сестра, — сказал я, — у нее такие розовые крылья.
— Она уже просватана, — гордо ответил Писунчик, — в субботу после Швуес[49]
у нее свадьба.— Пригласишь меня на свадьбу, Писунчик?
— Конечно, — обещал мой друг, и мы расстались до утра.
Всю ночь мне снилась свадьба. Я был женихом, а Писунчик — моим зятем. Играли музыканты. Невеста плакала. Я проснулся и понял, что это был только сон. Мне было очень тревожно от этого прекрасного сна.
V.
Призраки в раю
Рассказ немного утомил меня. Я передохнул. Посмотрел на моих слушателей: не задремали ли они, пока я рассказывал о своей жизни в раю. Но когда я увидел раввина, который вцепился пальцами в бороду, богача, который сложил руки на животе, и даяна, который остолбенел, будто его сглазили, — я понял, что могу продолжать.
— От этого странного сна я проснулся среди ночи. Во сне, как вы знаете, я был женихом, мой друг Писунчик моим зятем. А сестра Писунчика, Этл с розовыми крыльями, моей невестой.
Я хотел снова заснуть, чтобы досмотреть этот прекрасный сон, но не мог. Я немного полежал с закрытыми глазами, но спать не хотелось, а сон был уже далеко-далеко, за райской мельницей.
Я встал с кровати. Босой, в ночной рубашке, я подошел к окну и выглянул.
Улица была залита лунным светом. Такой яркий лунный свет даже в раю редкость. Я открыл окно, вдохнул нежный полночный воздух и выдохнул вместе с ним «спокойной ночи» моему другу Писунчику и его красивой сестре с розовыми крыльями.
Напротив на тротуаре выросли две тени. Они ахнули и удивились:
— Это ты, Сёмка?
— Это ты, Берл?
— Что ты делаешь так поздно ночью на улице, Сёмка?
— А ты что делаешь, Берл?
Я узнал их, это были двое влюбленных ангелов-подмастерьев, которые работали у папы Писунчика, портняжки Шлойме-Залмена.
Я навострил уши. Мне было жаль пропустить хотя бы словечко из их разговора.