Книга реки. В одиночку под парусом

Музей «Музыка и время» располагался на набережной в старинном здании — бывшем генеральском особняке. Домик-игрушка радовал глаз своим нарядным видом и сам был похож на музыкальную шкатулку. Меня усадили в «часовой» комнате в старое кресло с львиными головами. Под стук и звон двух десятков старинных часов я пришел (должен был прийти, по замыслу Джона Григорьевича) в некое настроение. Экскурсовод Оля присела к органоле и взяла несколько аккордов «Лунной». Часы били, сменяя друг друга. Как только заканчивали бить одни — сразу без паузы начинали бить другие, они и были так настроены, без всякой оглядки на текущее время, — чтобы не мешать друг другу. Это было похоже на клумбу непрерывного цветения, где вместо цветов, сменяющих друг друга в течение всего сезона, — тонкий мелодичный бой и перезвон старинных часов, разведенных во времени.

Музей пользуется любовью у ярославчан. На каминной полке лежал альбомчик с современными фотопортретами молодоженов, считающих своим долгом в самый торжественный для себя день отметиться в старинном интерьере музея Мостославского. Молодые чистые лица в окружении старинных вещей — часов, граммофонов, колокольчиков, утюгов, собранных стараниями одного энтузиаста. Трогательное желание молодых увековечиться и подарить хозяину музея свое свадебное фото и, таким образом, стать одним из элементов экспозиции. Трогательное и отчасти тщеславное желание.

Джон Григорьевич, оказалось, даже живет в своем музее — второй этаж особняка превращен в комфортабельную квартиру.

Родился он в Благовещенске в семье потомственных актеров, людей эксцентричных, давших сыну такое малоподходящее для российских большаков и проселков имя — Джон. Когда подрос, тоже стал артистом — иллюзионистом, мастером оригинального жанра. Его конек — психологические опыты, демонстрация возможностей человека: суггестология, быстрый счет, угадывание мыслей и поиск предметов, гипноз. На его представлениях введенные в транс люди «печатают» деньги, пьют «бензин», лежат между стульев с окаменевшим позвоночником. Коллекционированием Джон увлекся в четырнадцать лет. Все концертные гонорары вкладывал в старые часы, утюги, колокольчики, иконы. Жизнь коллекционера в прежние времена была полна опасностей и рисков. Существовало постановление, запрещавшее частным лицам заниматься куплей-продажей антиквариата. И прежде всего — икон.

— Я был причислен к нелегальным скупщикам икон. В спецальбоме-картотеке милицейских органов на меня была помещена ориентировка и мой фотопортрет: фас-профиль... — рассказывает Мостославский.

Впереди Джону Григорьевичу уже отчетливо маячил срок, но отсидеть пришлось за другое. За дачу взятки в 500 руб. председателю ЖСК получил пять лет колонии. Уж очень хотелось вырваться из семнадцатиметровой комнаты общежития филармонии, где ютился с женой и тремя сыновьями.

В колонии Мостославский развернул свои таланты. Можно сказать, идея личного музея родилась у него именно там, в заключении, где он создал сначала музшколу, а потом музей — экспонатами стали искусные поделки, выполненные руками заключенных. Он так полюбился администрации, что ему накануне амнистии полусерьезно было предложено: «Посидел бы еще у нас годика два, а, Джон Григорьевич? Мы бы с тобой горы свернули...». После отсидки опять взялся за старое — страсть собирательства оказалась сильней.

— Милиция охотилась за мной. Информация у них хорошо была налажена. Как только органам становилось известно, что Мостославский купил икону, ко мне шли с обыском, трясли, таскали на допросы... Приходилось часть коллекции держать у друзей. С приходом новых времен я загорелся этой идеей — открыть музей. Губернатор Лисицын пошел навстречу и выделил этот старый, ветхий особняк на набережной. Чтоб отремонтировать здание, пришлось продать машину, залезть в долги. На открытии музея Лисицын сказал мне: «Машину подарю». И подарил. «Волгу». Не совсем новую, правда. Я передал ее в пользование музею. Посетители видят пока, дай бог, одну десятую моей коллекции. Площадей не хватает. Я иду по пути камерного музея — стремлюсь воссоздать быт русского купечества и дворянства. Очень люблю старые часы. Взгляните сюда — эти часы принадлежали Чехову... Он подарил их к свадьбе своей племяннице, жившей в Угличе, — дочери Михаила Павловича. Я купил их у ее наследников. Часы были в плохом состоянии. Четыре года их реставрировал — и часы пошли! Свою первую машину я отдал за эти вот каминные часы... Машина давно сгнила, а часы — вот они! Идут как миленькие. У меня все часы ходят — есть очень хороший мастер. По моим экспонатам можно изучать историю музыки — в музее есть американская фисгармония, маленькое французское роялино, механическое пианино, шарманка, граммофоны. Есть оркестрин, или симфониола, — такой музыкальный автомат с суточным заводом, его обычно держали в ресторанах и трактирах. В моем музее можно вживую услышать игру каждого этого экспоната. Вот прижизненные пластинки Карузо, Шаляпина, Патти, Собинова. Все они в хорошем состоянии. Хотите послушать?..