Книга Реки

При свете дня Помилуй Бог оказался грязным, неухоженным и вонючим городишком, заваленным мусором, на который никто, кроме меня, не обращал внимания. С самого утра по улицам загрохотали тележки, повозки, лотки на колесиках — весь этот шум, я думаю, объяснялся низким уровнем техники. В другой ситуации я назвала бы их рыночную площадь живописной, но, на мой вкус, ее слишком портили два здания: огромный кирпичный молельный зал и, да, мрачная каменная Главная башня Братства, перед которой я увидела кучу пепла, которую все обходили стороной.

Мое сердце не жаждало больше путешествий. Это я-то, которая мечтала увидеть весь мир! Никогда не причислила бы я этот Помилуй Бог к списку городов, где я побывала — таких благословенных, как Аладалия или Аджелобо. Даже грязный Гинимой и заброшенный Порт Барбра казались раем по сравнению с ним.

То же самое я испытала, когда по пути увидела другие города: Домини и Адамополис, разделенные между собой полудюжиной убогих деревень. Там жили люди, но так жить я бы не смогла.

К северу от Помилуй Бог движение по дорогам увеличилось; путники сбивались в ватаги по шесть-десять человек, чтобы скрашивать себе путь песнями и разговорами. Но в компании мы сейчас нуждались меньше всего. Мы отделывались от тех, кто пытался завязать с нами разговор или набивался в попутчики.

Прошла, кажется, вечность, прежде чем я увидела реку хотя бы издали. Миновав Адамополис, мы пошли по дороге, ведущей к холмам у подножия гор. Джунгли почти закончились; теперь мне казалось, что я знаю, где мы находимся, потому что, когда мы плавали к северу от Сверкающего Потока, я различала горные вершины на западе.

Высшей точкой нашего путешествия оказалась площадка на вершине холма, с которого открывался грандиозный вид на восточный берег.

Но как можно было им любоваться? Жуткий памятник венчал вершину этого холма. Несколько валунов были сдвинуты вместе. Между ними торчал столб, на котором висела ржавая клетка в форме человеческого тела: железный костюм, запертый на висячий замок. Со скелетом внутри. Камера смерти скрипела и раскачивалась на ветру. Какими попадали туда люди — живыми или мертвыми? Я не стала спрашивать. Возле нас остановилась группа путников, они разговаривали, показывали куда-то рукой и украдкой поглядывали на восток…

Где-то далеко в лучах солнца блестела река, которая с такого расстояния казалась маленькой и незначительной. Дальше на северо-востоке я различила что-то похожее на дым. Неужели это был Гинимой?

— А вот и наш Сторожевой Висяк, — мрачно пробормотал Андри. — Не смотри на реку, Йалин.

Мы пошли дальше.

Скоро начался спуск в сторону реки, который вывел нас в лесистую местность, где я и увидела конечный пункт нашего путешествия.

Мужской Дом Юг был основательным городом, который располагался в долине на берегу изогнутого полумесяцем озера. С высоты он показался мне не таким убогим, как все остальные. Двух- и трехэтажные деревянные дома образовывали широкие улицы, расположенные строго под прямым углом. Эти строения перемежались жалкими лачугами из илистого кирпича, крытыми тростником — хотя тоже расположенными в строгом порядке. Возле озера поднималось несколько сооружений из камня и хорошего кирпича.

Джотан показал рукой.

— Это здание Налоговой Палаты… А это — Главная башня Братства, а вон там — Теобор…

— Теобор?

— Штаб «Деотеоретиков». А вон там — Техническая Академия.

Ну просто центр управления и науки! По вопросам устройства камер смерти и создания металлических трубок, которые убивают на расстоянии…

Выйдя в окрестности Мужского Дома Юг, мы до вечера проболтались в общественном чахлом парке. С наступлением темноты мы осторожно начали пробираться по темным улицам, освещенным только светом из окон и звездами, пока не добрались до трехэтажного строения, окруженного кустами и забором.

Джотан и я остались снаружи, а Андри проскользнул в калитку. Немедленно раздался яростный лай волкодава — и сразу затих. Скоро Андри вернулся и повел нас вокруг дома к заднему крыльцу, где из приоткрытой двери струился янтарный свет. Мы вошли в кухню. Нас встретил высокий веснушчатый мужчина, одетый в серый холщовый балахон. Его лысый череп был покрыт длинными редкими рыжими волосами. Над верхней губой у него была аккуратная щеточка усов, которая совершенно не вязалась с растительностью на голове. Он стоял, сжав волосатые кулаки, и был похож на грубую доску. Но он носил очки, прозрачные стеклышки, за которыми виднелись умные бледно-голубые глаза.

— Наверх, — приказал он. — Запри дверь, Андри. — Взяв лампу, он повел нас за собой.

Так я познакомилась с доктором Эдриком.

Мне пришлось провести у него три недели и отвечать на его вопросы каждый вечер и утро, а он записывал мои ответы бисерным почерком в черной записной книжке. Сначала ему помогал Андри; и если того интересовала общая картина, то доктор Эдрик записывал мельчайшие детали.