— Хм. — Джеффри извлек из усов крошку табака. — Не уверен, что мне нравятся все эти сказки.
— Они совершенно безобидны, дорогой.
— Ребенку от них никакой пользы.
— Роза читает ей самые простые, ведь так, Роза?
— Совсем простые. — Ну почему Селия всегда пытается его умаслить? — Это сказки, которые читают на идеологических занятиях.
— Не успеешь оглянуться, и она сама захочет читать, — недовольно изрек Джеффри.
Девочкам строго воспрещалось читать до восьмилетнего возраста, а когда их учили читать, то делали это гораздо более формально, ниже уровнем, чем при обучении мальчиков. Согласно введенным Розенбергом правилам, женщинам полагалось знать лишь ограниченный набор слов — в идеале, две трети от словарного запаса мужчины, — а ведь читая, рискуешь ненароком первысить норму. Это может заворожить и опьянить. Научить выражать свои мысли ярко и по-новому.
От дальнейших разговоров Розу спас вопль, донесшийся сквозь лестничные перила с верхнего этажа:
— Роза! Хочу тетушку Розу!
— Я поднимусь, пожелаю ей спокойной ночи?
— Мы так не делаем, Роза, — поморщился зять. — Уступать ей — значит баловать.
— О, Джеффри, ну пусть. — Селия положила руку на рукав его пиджака. — А ты пока смешай мне коктейль.
Когда Роза вошла в спальню Ханны, маленькая девочка с торжествующим видом сидела в постели с плюшевым мишкой в руках, а остальные игрушки выстроились полукругом по росту, с гладко расчесанной шерстью, блестя глазками-пуговицами. Селия, с ее любовью к оформлению, сделала из спальни мечту маленькой девочки: полосатые обои, яркий узорчатый ковер перед камином, белая детская мебель.
— Почитай еще сказку, Роза.
Роза уселась на низкое кресло с ситцевой обивкой у детской постели и открыла томик сказок братьев Гримм.
— Что же нам почитать? «Спящую красавицу»?
— Нет.
— «Золушку»?
— Нет.
— «Гензель и Гретель»?
— Нет, — Ханна в предвкушении откинулась на подушку. — Почитай мне свою. — И засунула большой палец в рот.
Роза встала и притворила дверь.
Когда Роза сказала Мартину, что ничего не знает о литературе, она солгала.
Все началось со смутной, неоформленной мысли, скорее даже чувства, некоего прилива энергии, покалывания в пальцах, когда казалось, что от напря-жения лопнет кожа. У нее не было пишущей машинки — все они строго учитывались, и на них требовалось получать разрешение. Именно стук пишущей машинки, услышанный сквозь стену или потолок, чаше всего фигурировал в доносах. Но в один прекрасный день, внезапно поддавшись порыву, она купила пару тетрадей в коричневых обложках и, положив их перед собой, задумчиво застыла с ручкой в руке. И вдруг ее прорвало: идеи и фразы всплывали откуда-то из глубин подсознания, впервые получив выход. Слова кружились и выплескивались на бумагу. Она все писала и писала, как лошадь, понесшая в галоп, обо всем, что приходило в голову: о своей жизни, переживаниях и мечтах. Короткие рассказы, описания, дневниковые записи, стихи. Сказки, чтобы читать на ночь Ханне.
Вскоре Роза поняла, что, если не пишет, чувствует себя не вполне живой.
Когда очередная тетрадь заканчивалась, она отгибала отставший лоскут обоев над плинтусом за кроватью. Изысканные обои с зелеными листьями остались от предыдущих вырожденческих обитателей ее жилища, и Роза зачастую гадала, кто же они были. Под обоями находилась неплотно прилегающая доска, и, осторожно оттянув ее вверх, она открывала покрытую сажей нишу, где когда-то находился камин. Дымовую трубу заложили кирпичом, а на топку перестраивавшие дом рабочие кирпича пожалели и просто засыпали ее строительным мусором, приколотив поверх пару досок.
В этот тайник Роза и убирала тетрадь, к остальным.
Она приложила палец к нежному полумесяцу губ Ханны.
— Ш-ш-ш. Это наш секрет, помнишь? Только ты и я.
Ханна важно кивнула и снова откинулась на подушку.
Роза достала из кармана маленькую записную книжку и открыла ее.
— А я как раз для тебя кое-что написала.
— Про Илирию?
Роза недавно придумала сказочное королевство Илирию что означало «счастье», — где женщин не делили на классы и они могли стать принцессами, всадницами на драконах, художницами и кем угодно еще. Ханне, конечно же, отводилась в сказке заглавная роль.
— Да. Устраивайся поудобнее.
Когда Роза сошла вниз, Селия и Джеффри о чем-то тихо разговаривали, сблизив головы. Увидев ее, они отодвинулись друг от друга.
— Мне кажется, она уже засыпает.
— Спасибо, Розалинда.
Селия, единственный человек в мире, называла ее полным именем. При рождении Роза получила имя Розалинда, но последние двенадцать лет более уместным стало краткое «Роза», потому что оно звучало почти по-немецки, а теперь все предпочитали немецкие имена. Среди детей в детских садах преобладали маленькие Адольфы, Альфреды и Евы, но еще популярнее стали имена, начинающиеся на «Г», в честь Вождя и его преемника.
Селия называла ее Розалиндой, только когда хотела о чем-то попросить.
— У тебя еще есть время, чтобы выпить джин-тоник?
— Спасибо. Да.